Поднявшись в квартиру, он оглядел сваленные на столе музыкальные диски, обсиженные мухами репродукции на стенах, оставшиеся от прежних хозяев, ржавые потеки на раковине, стершуюся эмаль ванны — оглядел бегло, но внимательно, будто стараясь найти какую-то важную улику и не находя ее.
— Ну и дыра! — заявил он, брезгливо отряхивая руки. — Здесь невозможно жить! Немедленно распоряжусь подобрать для вас что-нибудь более приличное… Алмаз, даже необработанный, требует особых условий хранения.
И он откланялся со светской, старинного разлива церемонностью.
Едва за шефом захлопнулась дверь, телефон, доселе настороженно молчавший на столе, взорвался настырной трелью. Только один-единственный человек мог беспокоить Настю в три часа ночи… Как будто она не сказала ему, что уезжает навсегда!
Выдернув шнур из розетки, девушка стала собирать вещи.
Больше в этой берлоге она не появлялась. Больше Вадим ей не звонил.
Весть о триумфе Плотниковой разнеслась по студии еще до того, как Настя наутро появилась в телецентре. Внешне на канале все оставалось по-прежнему — все та же суета и мельтешня, однако по обрывистым, ускользающим взглядам, по уважительному, когда девушка начинала говорить, молчанию, по шепотку, который сопровождал ее перемещение по коридору, по пиетету, с которым к ней стали относиться рядовые сотрудники, нетрудно было догадаться о ее изменившемся статусе.
Всему причиной был ночной ужин, о котором уже знали буквально все.
Ларионова первой раскрыла карты.
— Нарушаешь договор, подруга! — прошипела она, столкнувшись с Плотниковой в коридоре — наверное, специально примчалась в «Останкино», чтобы высказать свое фе.
— Какой договор? Мы с тобой договоров не подписывали, — вяло улыбнулась девушка, внутренне холодея от справедливости предъявленного обвинения.
— Решила под старичка лечь, раз под сыночка забраться не удалось? — Ларионова зло выплюнула слова.
— Не тебе же одной подстилкой работать! — с усмешкой парировала Настя.
Ирочка выбежала, зло шваркнув дверью.
Настя усилием воли выправила расползшееся в обиженную гримасу лицо. Главный останкинский закон гласил: умри, но никому не покажи, что ты умер!
Антон Протасов тоже знал об ужине… Смущенно отведя взгляд от разбежавшейся к нему Насти, он холодно произнес, точно выставляя перед собой щит из оскорбительных слов:
— Поздравляю, конечно… Что ж, карьера, Анастасия, вам теперь обеспечена.
Настя вздрогнула.
— Антон, но почему?.. Мы ведь только ужинали, и все… Ничего не было, деловой ужин — и только!
Девушка предательски зашмыгала носом. Теплая ладонь осторожно легла ей на плечо.
ebooksa