Парфен вышел запрягать лошадь, Иосиф молча доедал похлебку, меж тем как Марина, положив ложку на стол, смотрела не мигая прямо на огонь лампы. Наконец гость спросил:
– Ну, как в Питере пожила?
– Я-то? Да что же? Что здесь, что там, не все ли равно, где Богу молиться?
– Так что уже не вернешься?
– Нет, вернусь, как только тятенька отпустят.
– Значит, не все равно.
– Да; пожалуй там спокойнее.
– Привыкаешь?
– Чего это? – перевела она глаза на спрашивающего.
– Забываешь? Марина воскликнула:
– Не любили вы, Иосиф Григорьевич, никогда, а то бы не пытали об этом! Как забыть? Как привыкнуть? Молишь Господа, только бы до смерти дотянуть.
Она отвратила свое лицо от гостя, тихо молвила:
– Не могу я смотреть на вас, – грех один.
– Отчего?
– Вылитый Павел: и взгляд, и голос! – И она поднялась с лавки и пошла, придерживаясь за стену. Лошадь была уже готова, и при восходящей августовской луне Иосиф вернулся домой, где беспокоились его долгим отсутствием. Екатерина Петровна сидела на крыльце в платке и крикнула, услышав, что стук колес остановился в тени деревьев у ворот:
– Иосиф Григорьевич, вы?
– Они самые, – отозвался Парфен.
– Что с вами? Куда вы пропали? Мы думали не весть Бог что.
– Целы и невредимы, – раздался из мрака снова голос Парфена.
Екатерина Петровна встретила Иосифа на дорожке и, взяв под руку, тесно прижалась, говоря:
ebooksa