Она потрепала Катю по щеке, и обе заковыляли к выходу. Они всему как-то удивлялись, будто маленькие: и тому, что им пришлось ехать в автомобиле, и тому, что на улице мало еще людей, и встречным церквам, и особенно Летнему саду.
– Вот это Ирен, наверно, любила: большие деревья и прямые дороги, – сказала одна из них, указывая рукою в фильдекосовой перчатке, где один палец был даже продран, на только что покрывшиеся зеленью купы Летнего сада.
Павел Ильич встретил их на верхней площадке, в черном сюртуке, скорбный. Обе дамы подошли прямо к нему и сказали враз:
– Бедное дитя, не печальтесь, Ирен вас не покинет.
И затем старшая из них приложила свою щеку к его щеке, а другая, сложивши руки, ожидала, когда придет ее очередь. Потом и эта сделала то же, что и старшая, и обе зашли за спину Павла Ильича, обойдя его с двух сторон. Но Прозоров не рассмеялся подобно своей дочери, а совершенно неожиданно ответил в тон дамам:
– Я не сомневаюсь, что Ирен меня не оставит, потому я не печалюсь.
Затем сестер Ламбер повели мыться.
– Они очень милые, тетушки. Знаешь, они забавные какие-то, – сказала Екатерина Павловна брату.
– Нашла тоже! Забавные! Чертовы куклы, – непочтительно отвечал Сережа.
– По-моему, они скорее Божьи коровки, хотя в общем штучки.
– Я, во всяком случае, не очень доволен, что они к нам приехали.
Выйдя из умывальной, Елена Артуровна обвила Катенькин стан рукою и, отведя ее в сторону, сказала:
– Мне нужно говорить с тобою, Кэтхен.
– Пожалуйста, тетя, я слушаю, но только зовите меня лучше Катей.
– Отчего же? Кэтхен очень хорошее имя, но если хочешь Катя, пусть Катя. Отчего, Катя, у вас розовое мыло?
Екатерина Павловна в недоумении подняла глаза и спросила:
– Отчего же у нас и не быть розовому мылу? Так, случайно купили розовое.
– Ирен этого бы не любила, она любила Пирс-Соп, – ответила дама, прищуривая глаза.
Екатерина Павловна, действительно, вспомнила, что мать любила темное английское мыло, и, покраснев, ответила:
– Вы правы, тетя, я сегодня же отдам распоряжение; это была простая невнимательность.
ebooksa