– Хорошо, хорошо.
– Да вы не только для моего успокоения, а по настоящему сделайте. Боже мой, Боже мой!
– Ведь, вот вы какой беспокойный! ничему не верите. Ну, честное слово, всё узнаю и передам вашу просьбу.
Больной словно не слышал слов сестры; он закрыл глаза, чтобы яснее представить себе дощатый низкий забор Звенигородской усадьбы, клюковный закат, размашистые, темные глаза Маши… тогда, давно, шесть лет тому назад. И золотую китайскую коробочку с зеленой птицей… Это уже в девичьей комнате, сюда он влез через окно. Маша вскрикнула, закрывая смуглую шею и плечи платком, но по настоящему не сердилась, конечно. Она не сердилась и тогда, когда ее решили выдать замуж. Нет, она только молчала, но вся горела, окаменев от негодования. Даже опускала свои палючие глаза, чтобы не жглись. Если бы Алеша был старше, он бы не завидовал её будущему мужу. С мальчиком она говорила, как совсем с маленьким, будто было не до него, словно мешал он.
– Конечно, меня не прямо неволят но вроде того… я ничего… я это понимаю – сама бы так поступала… Я люблю тебя, но что ты можешь, что я могу? Тебя еще и венчать не будут, мал… Говорят, он хороший человек, да я и сама это знаю, слава Богу, не первый день знакомы! Но теперь, теперь, так взяла бы, да и перервала всех на части!..
Хотела подарить китайского соловья, игрушку, как маленькому. Он помнит, как швырнул ее в траву, а Маша подобрала, будто ничего не видя огромными глазами и сказала: «как хочешь!»
И вот теперь опять достается ему эта же коробочка от неё же. Птичка всё та же и также свистит внутри свистулька, также розовеет цветущий куст.
Больной посмотрел на окно, где тускло блестел оставленный подарок.
На следующий день он так волновался, когда ему сказали, что сейчас придет г-жа Королева, что сестра хотела отложить свидание.
– Нет, прошу вас… сейчас! я спокоен…
И действительно успокоился.
В дверях показалась довольно высокая дама в темном платье, с большими черными глазами на желтоватом лице.
Я всё была в имении, только вчера приехала в город и не могла еще посетить наших дорогих гостей, – заговорила она ласково и слегка официально.
Алексей Дмитриевич, наклонившись, смотрел на пришедшую, не отводя взора. Наконец проговорил тихо:
– Изменилась, но узнать можно… Глаза присмирели… да, да… в этом вся разница…
Дама неопределенно заметила:
Что делать? все меняются… – йотом, помолчав, продолжала: – вы, кажется, не тяжело ранены? у нас всё легкие, но бывают странные последствия, особенно у тех, что были контужены.
Будто не слыша, что говорит посетительница, больной говорил:
– В семье вас звали Машей. Не Марусей, не Маней, не Мурой, не Машенькой, не Манечкой, не Марой, а Машей.
– Вы угадали, но что из этого?
ebooksa