Французская мелодия

— И что ты предлагаешь?

— Ничего. Надо всё хорошенько обдумать, выработать стратегию, дающую возможность действовать организованно. Ситуация напоминает ту, что сложилась вокруг Соколова. За ним тоже следили, ходили по пятам из-за того, что тот обладал секретной информацией.

— Но я- то таковой не обладаю.

— Зато ты знаком с Элизабет. Через тебя те, кто прячется в автомобиле, могут выйти на неё. А я не хочу, чтобы на совести сына было несчастье другого человека. Так произошло со мной, и я хочу это предотвратить.

— Причём здесь ты? В гибели Соколова твоей вины нет.

— Ты так считаешь?

— Да. Письмо пришло после того, как Александра Ивановича не стало.

— Верно после. Но ты упустил одно весьма значительное обстоятельство, слова, что написаны в начале письма: «Я хотел бы, чтобы возникшее между нами понимание шло от сердца и от души».

— И что из того?

— То, что я чувствовал, с Александром происходит нечто такое, с чем он не в состоянии справиться в одиночку. Коли так, я должен был помочь.

— Чувствовать и знать- вещи разные. Откройся Соколов раньше, и выход бы нашли и того, кто преследовал, на чистую воду вывели.

— Умом можно и не такое понять, ещё легче найти оправдание. А как сердцу объяснить?

Сорвавшись, голос Богданова — старшего смолк. Судорожно задёргался кадык, стало ясно, что человек пытался проглотить подкативший к горлу комок.

Вглядываясь в лицо отца, Илья не верил глазам своим. Образ, что жил в сознании, растворился, оставив в памяти добрый взгляд, нотки суровости и сильные мужские руки, которые и сейчас выглядели, как двадцать лет назад.

Но куда делось остальное?

Вопрос, ответ на который найти было невозможно, создавал ощущение потери, будто кто-то взял и лишил самого дорогого.

Илья любил отца, ещё больше уважал, но то, что он испытал и продолжал испытывать сегодня, сводило на нет весь непререкаемый авторитет, что жил в нём с раннего детства.

«Вот значит, какая она старость, — подумал Илья. — Вроде бы человек тот, те же лицо, глаза, уши, в то же время другой».

— Что было после того, как ты узнал, что Александра Ивановича не стало? — понимая, что отец ждёт от него хоть каких-то слов, задал вопрос Илья.

— Был инфаркт. Была клиника. Пять дней в реанимации, два месяца в одиночной палате. Затем ещё столько же в кровати дома. И только когда встал на ноги, понял то, что должен был понять изначально, надо жить ради тебя, ради матери, ради данного Александру Ивановичу слова. Я обещал выполнить волю покойного и думаю, что исполнил её до конца.