Мне давно мечталось бежать одному. Мне хотелось остаться наедине с самим собой, долгие ночи, долгие дни провести в молчании среди леса, среди снежных полей, под высоким, бесстрастным, необъятным небом заглянуть спокойно и трезво в себя, проверить и испытать в себе все затаенное, о многом себя спросить и раз навсегда в полной чистоте сердца себе ответить. Давно мечталось о внутренней сосредоточенности. Мне хотелось отдохнуть от сутолоки пересылок, этапов, от постоянной людской толчеи в ссылке. Я обидел девушку из моей коммуны, Соню, отказавшись взять ее с собой в компаньоны. Лефортовский собирался бежать со мною, я воспротивился его упрямой навязчивости и выдержал громкую с ним перепалку.
Что же ответить Сундуку? Лицемерить? Сундук заметил мою нерешимость. Мне показалось даже, будто ему понравилось, что я не выказал никакого торопливого согласия.
За меня решила Мария Федоровна.
— Мы все поддержим, чтоб Павел бежал с вами. Это хорошо, это мы принимаем. Мы сейчас обсудим, как это лучше сделать. Но откладывать побег до завтра нельзя. Либо вы, Сундук, сегодня присоединяйтесь к Павлу, либо придется вам остаться, а он обязательно уедет нынче в полночь, без откладывания.
— Ну вот, я же говорил… видите! — радостно уцепился я за случай.
Мария Федоровна продолжала:
— Вчера вечером мы узнали, товарищ Сундук, что получено секретное распоряжение из Архангельска перевести Павла в Усть-Цыльму на Печору, очевидно, за его недавний реферат в лесу о ленинском «Что делать?». Чей-то, вероятно, донос… Павел же там погибнет от цинги, товарищ Сундук. Мы должны помочь Павлу скорее скрыться отсюда… Говорят, на этой неделе будет уже этап на Усть-Цыльму… разве можно откладывать? Мы не имеем права рисковать Павлом…
— Конечно. Не убеждайте. Согласен ехать сегодня же. Ну, не посплю, важности большой в этом нет. Вы только, — Сундук обратился ко мне, — вы только щипайте меня, если буду засыпать в рискованные моменты, без стеснения щипайте, до синяков щипайте.
Зная своенравность Потапыча, я настоял, чтобы заранее ему сказать о Сундуке и с Сундуком его познакомить. Потапыч до того не раз мне говаривал: «Не всякого я возьмусь везти и не всякому доверюсь в таком деле».
Мы не сразу показали Потапычу Сундука. Я оставил Сундука в нашей половине избы — у Лефортовского, а сам явился к Потапычу один. Разговор начал издали. Прежде расхвалил Сундука, а потом робко спросил:
— Как думаешь, Потапыч, такого бы мне в компанию? Вдвоем веселей и, в случае чего, смелее.
— Что же, — сказал Потапыч, — ты человек задумчивый, потому — в тебе мало оборотистости, тебе расторопный попутчик был бы в доброе. Бери. А про меня ему ужель сказал, что, мол, этот везет? Смотри у меня!
— Ну, что ты, Потапыч! Вот теперь, когда велишь, скажу.
— А погоди, ты мне его покажи сначала.
Потапыч зашел к нам вроде за делом — табачку попросить; посидел немного и ушел, даже не докурив козьей ножки из забористой крепкой полукрупки, предложенной ему Сундуком. Пошел я выспрашивать Потапыча. А он сразу меня ошарашил:
— Такого не повезу. Как хочешь, не повезу. И не говори мне лучше. Не повезу.
— Да почему, Потапыч? Человек он рабочий, простой, верный.
— Шебарша он. Больно он смекалистого из себя изображает. Все шуточки да прибауточки: все ему тяп-ляп, все вокруг пальца обернет. Знаем таких: мастеровщинка, от мужика отстал, к образованным не пристал. Ты возьми, например, господина Лефортовского: человек вес во всем соблюдает, расстояние держит, он не всякого к себе подпустит.
Побег наш расстраивался. Потапыч затревожился настолько, что объявил, что и меня не повезет:
— Как же мне теперь ехать? Его взять — не возьму, а уехать с тобой, его оставить здесь? Да он уже смекнул, что это ты со мной бежать ладишь. Нет, уж лучше подыщите себе кого другого.
ebooksa