Тео смотрел поверх борта корабля. За мутной рекой, за убогим лагерем и остроконечными крышами голландских домов в Фульте его взгляд устремился к далеким холмам. Это была единственная страна, которую он когда-либо знал - страна жары и пыли, кишащих городов, невыносимой нищеты и немыслимых богатств. Может быть, он уплывет на дальний край света, на тусклую границу заснеженных лесов и диких народов?
Сможет ли он остаться здесь?
Он осторожно опустил бриллианты обратно в серьгу, убедившись, что колпачок плотно завинчен. Он снял ремень и сунул его в рот, крепко прикусив. Затем, взявшись за застежку кольца, он воткнул булавку в мочку уха. Теплая кровь хлынула и потекла по его руке, но он еще сильнее укусил ремень, пока не почувствовал, что булавка уколола его с другой стороны.
Боль и кровь казались очищающими, освящающими его решение - кровь рождения новой главы в его жизни.
Несколько капель крови упало на лицо Натана, шокирующе окрашивая его серую кожу. Тео начал было вытирать его, но, коснувшись рукой щеки Натана, остановился. Кожа была холодной. Глаза Натана были закрыты, а грудь неподвижна. Тео приложил ухо ко рту и не почувствовал никаких признаков дыхания.
Еще одна волна вины захлестнула его. Он не был с ним в последние минуты жизни своего друга. И снова он подвел людей, которых любил больше всего на свете.
Но потом он увидел выражение, застывшее на лице Натана - спокойная улыбка умиротворенного человека. Он знал, что решил Тео. Он умер, передав часть своей души.
Тео развернул платок и закрыл лицо Натана. На западе, на дальней стороне континента и за океанами, садилось солнце. Он смотрел в направлении заката, прикрывая глаза ладонью, но впитывая в себя обещание его золотого света.
Именно туда он и направится.
•••
Дорога, ведущая из Форт-Вильяма, была усыпана обломками битв - щебнем, который был сброшен со стен форта пушечными ядрами, предметы мебели, разграбленные из особняков и брошенные. Повозка, которую тащили по дороге, была перегружена, отягощена бесчисленными телами.
Это была тяжелая работа, но люди привыкли к ней. Работа и рытье могил были нечистыми профессиями, присущими только низшей касте - они были неприкасаемыми, которых опасались и избегали, так как прикоснуться к ним означало бы приобрести ту грязь, которую они несли. Мужчины не могли представить себе другой жизни. Они пели во время работы, поднимая трупы и укладывая их в яму - бывший оборонительный ров, вырубленный в земле. Это было слишком мелко, но никому не было дела до формальных церемоний.
Некоторые тела были так тяжелы, что их несли четверо мужчин, и тощие могильщики с презрением смотрели на то, как толстеют те, кто носит шляпы, наживаясь на их торговле. Только один труп заставил их остановиться - это была женщина среди множества мужчин, которых они похоронили. Ее кожа была гладкой, как мрамор; ее красота была очевидна даже в смерти. Один из мужчин расшнуровал ее корсаж и распахнул платье, обнажив под ним белую грудь. Но его товарищи упрекнули его - "хватит осквернять мертвых", - сказали они. Они почтительно отнесли ее и бережно положили в могилу вместе с остальными.
Они взяли лопаты и принялись засыпать могилу красной землей.
Констанс почти не заметила этого тряского пути к могильной канаве. Она смутно ощущала, как облегчается давление, когда нагромождение тел на ней было разгружено, чувствовала пространство и покачивание, когда мужчины поднимали ее из повозки. Но если это и было заметно, то лишь как рябь на краю ее смертных грез.
Ей снилось, что она лежит на дне глубокого колодца и смотрит на полную луну. А потом луна превратилась в лицо Тео. Он наклонился, чтобы вытащить ее, но как бы далеко она ни протягивала руку, она не могла дотянуться. - Он начал злиться. Он кричал и ругался на нее, но она ничего не могла поделать. Она навсегда останется в ловушке.
Брызги грязи и песка ударили ей в лицо. Потрясение вырвало ее из сна. Она открыла глаза, когда на нее обрушился еще один ком земли. Она почувствовала во рту привкус земли.
Она попыталась сесть, но у нее не было сил. Еще больше обломков сыпалось вниз, твердые тяжелые комья, которые царапали ее кожу и скапливались вокруг нее, уплотняя ее тело в могилу. Ее хоронили заживо.
Ей хотелось закричать, но в легких не хватало воздуха. Она извивалась, корчилась и стонала, но земля продолжала падать.
А потом все прекратилось. Она услышала приглушенные голоса из-под земли, которая забила ей уши. Грубые руки цеплялись за нее и соскребали холмики грязи.