Поразительное умение прятать свою истинную суть, ничего не скажешь. Интересно, что волк ему говорит и чего это касается. Слишком напряжены они оба.
Пожав плечами, я вышла в коридор. Пусть торчат там сколько душе угодно. Они на класс старше, так что никакой ответственности я не несу. Надо о себе позаботиться.
Не успела я дойти до лестницы, как услышала музыку из актового зала, расположенного аккурат напротив спортивного.
Сейчас середина февраля, какие праздники отмечать, да еще и школьным фестивалем? Это ведь такая морока; ответственные за концерты организаторы обычно устраивают их лишь на самые основные даты: Новый год, Восьмое марта, День Победы, День учителя, Первое сентября. Но сейчас ведь ничего такого нет. Простой день. Даже до Двадцать третьего больше недели. Может, решили отметить заранее?..
Помнится, в столичной школе, там, где проходил концерт, развешивали плакаты с названием праздника. Кто знает, вдруг и здесь такая же традиция. В таком случае стоит одним глазком глянуть, и все станет ясно. И никто даже не заметит, ведь там явно то еще веселье – аплодисменты, музыка надрывается, кто-то ревет в микрофон. Помехи слышны даже тут.
Однако я не двигалась с места. Так и топталась перед дверью в актовый зал, разрываясь между стремлениями: пойти на урок или узнать, в честь чего устроили концерт, хотя до ближайшей красной даты на календаре еще жить и жить. Сменилось уже три мелодии, а я так и не могла определиться.
– Ты чего тут стоишь?
От осторожного вопроса я подскочила и нервно обернулась. Это был Изенгрин; видимо, он только что вышел и решил поинтересоваться моим чудным поведением.
– Да… Так… – проблеяла я, почесав затылок. – Просто…
– А, – он кивнул, будто соглашаясь со своими мыслями. И между нами установилось стеклянное молчание.
Не тишина – потому что музыка в актовом зале не прерывалась ни на секунду. Наверное, танцевальный марафон. Или просто череда номеров.
Не зная, куда деть взгляд, я обвела им все окружающее пространство и обнаружила, что белобрысого поблизости нет. А ведь он обычно с волком под ручку шляется…
– А-а-а… Где этот… Солейль?
Изенгрин ответил, будто я осведомляюсь насчет непреложной истины:
– Ушел. У него проблемы с литературой, так что ему нельзя пропускать уроки. Насколько я знаю, сегодня он должен сдать стихотворение.
Точно. Конец триместра – самая отвратительная пора для всех, кто отстает по чему-либо. Мне, впрочем, волноваться не о чем – оценок ничтожно мало, всего лишь парочка к каждому предмету, но достаточно, чтобы их все же поставить, так что колонки триместровых отметок в электронном дневнике будут заполнены твердыми честными четверками.
А Солейль-то, видите ли, не такой уж умный. Строит из себя царя, а сам – не пойми что.
– По литературе? – не поняла я. – Он же лис, они гуманитарии, ты сам говорил. У него должна быть предрасположенность к литературе, разве нет?
Изенгрин пожал плечами:
– Он любит физику. Хотя тебе вряд ли интересно. Но если понадобится помощь с математикой или еще с чем-то в этом роде, а меня не будет рядом, можешь обратиться к нему. Он знает, что я всегда готов тебе помочь, так что вряд ли посмеет сказать «нет».
ebooksa