– Конечно. Но ребята редко переходят – это считается предательством, и они становятся изгоями в обоих лагерях. Уж лучше терпеть какие-то минусы и недостатки на одной стороне, чем быть козлом отпущения у всех без исключения.
В какой-то мере это правильно: здесь нет абсолютных изгоев. Обстановка в целом положительнее, чем в других школах без каких бы то ни было разделений на «команды».
Я хотела согласиться, но сказать мне не дала резкая помеха со стороны сцены. По ступенькам на нее поднялась девушка в простом коротком черном платье, неаккуратно сжимающая микрофон. Из-за того, что она стиснула его у самой верхушки, он и издавал неприятные звуки.
Покраснев от смущения, быстро взяв его правильно и откашлявшись в сторону, она нацепила на лицо дежурную улыбку и начала в лучших традициях школьных празднеств:
– Вот и подошла к концу первая часть нашего концерта. Уважаемые гости полюбовались нашими одаренными младшеклассниками и, будем надеяться, уже оценили их способности по заслугам, чтобы позже принять решение и назвать лагерь, достойный награды. Однако наше время еще не закончилось, и вам предстоит увидеть выступления учеников старших классов. Вторую часть открывает Лама из лисов, одиннадцатый класс!
А потом поспешно соскочила со сцены.
Из-за кулис на середину сцены вылетела названная ведущей Лама – девушка с узким лицом и раскосыми глазами. Она была длинной, тонкой, по-эльфийски музыкальной – хрупкая, привлекательная; талия подчеркнута цветастой пышной юбкой и просторной рубахой. Кроме того, на плечи ее был накинут яркий расшитый платок.
Удивительно красивая.
Улыбнувшись – уверенно, без фальши, с четким намерением очаровать всех в зале, – она приняла позу для начала танца: выгнула запястья, округлой аркой подняла руки над головой. Я даже обрадовалась, что она будет танцевать, а не петь. В такой юбке заниматься чем-то иным – грех, уж больно великолепно она должна кружиться.
Из колонок полилась музыка. Легкая, восточная, так что щеки почти опалил грубый пустынный ветер, смешанный с жарким светом солнца и раскаленным песком. Я никогда не была на Востоке, но хотела – только не в современности, а в те века, когда, согласно «Тысяче и одной ночи», Аладдин бродил по Земле.
Лама подпрыгнула и закружилась, слившись с музыкой воедино. Она двигалась молниеносно, профессионально – каждое движение ее наполнялось любовью, жаждой жить. Она поводила плечами, изгибала спину, поддерживала копну волос, исчезала в ярких юбках и выныривала из них, подкидывала платок и ловила его, куталась в него и отбрасывала – летала, как птица.
Я стояла едва ли не с открытым ртом, полностью поглощенная ею, опутанная сетью ее красоты, и не сразу заметила, что ее движения стали настолько быстрыми, что начали смазываться. Сначала ее белоснежные руки оставляли за собой белый след, похожий на тот, что появляется после «ангела» на снегу, а спустя считаные мгновения она слилась в одно колеблющееся пятно с переплетающимися цветами и линиями в нем.
Этого не могло происходить в реальности.
Осознание этого иглами впилось в сердце, заставляя его почти замереть. Я почувствовала холод на кончиках ногтей и тут же опустила на них глаза, с трудом оторвав их от пятна вдалеке, утратившего все человеческие черты. Руки до самого запястья оказались сожжены. Дотла. Черная кожа клочьями сползала с мышц, а те, в свою очередь, отваливались от костей.
Едва сдерживая крик, бьющийся в глотке, я посмотрела на сцену – лишь бы не видеть ужасные раны и не мучиться от неожиданно ударившего в нос запаха паленой плоти.
Пятно завибрировало, распространяя полупрозрачные волны, и в один прекрасный момент взорвалось. Я зажмурилась, ожидая, что огонь поглотит меня полностью, но обошлось. Неуверенно я подняла веки и обнаружила, что теперь вместо Ламы перед публикой извивалась другая девушка, та самая, что веселилась с волком у меня во сне. Она была облачена в сарафан, в каких обычно ходят герои старых экранизаций народных сказок, а на ножках ее красовались красные сапожки, которыми она, похоже, чрезвычайно гордилась.
Девушка встряхнула головой и, в очередной раз обернувшись вокруг своей оси, устремила на меня взор – лукавый, чуть насмешливый. Я вдруг поняла, что не могу пошевелиться.
И вдруг она подмигнула мне, хихикнув мелодично, высоко: «Догадалась!»
В ту же секунду все вдруг растворилось, и я осознала себя прислонившейся к стене и качающейся из стороны в сторону из-за того, что кто-то упорно тряс меня за плечи и шептал что-то на ухо. Проморгавшись, я обнаружила, что это Изенгрин. Он выглядел взволнованным.
– Что такое? – я попыталась сделать вид, что все в порядке.
ebooksa