Агония

— Не знаю. У меня все есть.

— Как придумаешь, напиши.

— Напишу. Езжай, а то уже поздно. Маму проводи…

— Обязательно.

— И успокой, а то она разнервничалась.

— Успокою.

— Иди. Мама ждет.

— Я завтра побуду с тобой подольше.

— Хорошо, я буду тебя ждать.

С тяжелым сердцем Шамрай вышел из палаты, и они с Еленой Ивановной медленно пошли к выходу, заговорив только на улице.

— Когда что-то такое происходит, в первую очередь винишь себя, — призналась женщина.

— Вы тут причем? — возразил Вадим, хотя примерно так же себя чувствовал. Виноватым.

За день до приступа у Регины заложило уши, разболелась голова, и стало плохо в душе. Но они оба не придали этому серьезного значения, решив, что это банальная простуда.

А на следующий день Регина оглохла…

— Врач сказал, что нам повезло, мы вовремя успели. Пациенты с такой проблемой, как правило, обращаются в больницу, когда происходит острая потеря слуха и изменения уже необратимы. До этого они просто не понимают, что происходит. Регина тоже думала, что простудилась…

— Необратимы? Она мне сказала, что через неделю ее выпишут, и все будет нормально.

— Острый неврит слухового нерва. С таким диагнозом чуда не ждите. Чуда не будет, — прямо и жестко сказал Вадим, вдребезги разбивая материнские надежды на лучшее.

— Господи, звучит, как приговор, — подавленно произнесла Елена Ивановна.

Она шла в распахнутом пальто, но не чувствовала ни ветра, ни холода, горя внутри отчаянием и болью за дочь.

— Потому что это так и есть, — но Шамрай и не думал смягчать тон и щадить материнские чувства. — Чем быстрее вы привыкните к этой мысли, тем быстрее потом Регина придет в себя и научится жить по-новому. Надо спасать то, что осталось. Правым ухом она уже не слышит, теперь главное, не потерять и левое.