Агония

— Будешь.

— Буду. — Шумно выдохнув, Вадим уселся за стол. — Мы завтра заявление в загс хотели подать. Собирались вас вчера новостью порадовать. Порадовали, блин.

— И что вам мешает это сделать? Регина, понятно, в больнице, а ты нет. Вот я, например, ужасно ненавижу, когда что-то портит мои планы.

— Мама, у тебя просто идея фикс меня женить. Неважно как. Неважно когда.

— А ты думаешь у других мамочек не так?

— Мне кажется, нет.

— Тебе кажется. А если какая-то мамочка говорит, что до личной жизни ребенка ей нет дела, то она нагло врет. Прикидывается. Да-да, сынок, все так и есть, не смейся. Это колесо жизни. Сначала думаешь, ну вот, соседский уже пошел, а мой сидит… Ладно, и мой пошел. Соседский уже цифры и буквы пишет, а мой нет. Ну хоть рисует хорошо и стишки наизусть рассказывает… Соседский уже по девкам бегает, а мой… ну, с этим у тебя никогда проблем не было. А потом думаешь, соседский уже женился и ребенка родил, а мой все так и бегает по девкам!

Шамрай рассмеялся:

— Мама, можешь быть спокойна, свое я уже отбегал.

— Слава богу! — воскликнула мать. — Что? Звоню Валентине Петровне?

— Зачем?

— Потому что у нее есть подружка, которая работает в загсе.

— Звони, — кивнул Вадим.

Это был один из тех редких случаев, когда сын был абсолютно согласен с матерью.

На следующий день после обеда Вадим уже был у Регины в палате с букетом ромашек и заявлением о регистрации брака.

— Мои любимые, — улыбнулась она, взяв цветы, и ее улыбка легла Шамраю на душу ощутимым теплом. — Что за повод?

— Я к тебе с предложением.

— С каким? — шутливо нахмурилась Чарушина.

Он выложил из портфеля на стол принесенный документ.

— Подписывай.