— Шамрай, зачем тебе глухая жена? — засмеялась она, увидев заполненное заявление о регистрации брака. На нем не хватало только ее подписи.
Она будто смеялась и будто шутила, но при этом не смотрела в глаза. Она даже немного отступила от стола, будто боялась поддаться искушению и сделать именно то, чего от нее ждали.
— Киса, не трепи мне нервы такими заявлениями. Рисуй автограф. Ты мне обещала, помнишь? Ромахи не врут. — Ему не нравилось, что она медлит. Ему не нравились ее сомнения.
— О, да! — засмеялась Киса. — Такое разве забудешь! Реня выходи за меня, а сам пьяный и весь в помаде!
— Не весь! Я ж говорил, у коллеги был день рождения, я не мог не пойти. Мне еще с ним работать.
— Сама не знаю, как я тебя тогда не придушила!
— Киса, ей-богу, я же не с помадой на члене пришел! Подумаешь, рукав где-то замарал… само прилипло.
— Помада сама не прилипает! А вот баба какая-нибудь! с помадой на губах! вполне может прилипнуть!
— Честно говоря, я мог бы еще в загсе в этой графе крестик за тебя поставить, и это бы прокатило. Но я не стал, чтобы ты потом не говорила, что я сделал это за твоей спиной. Притащил сюда эту бумажку чисто из уважения к тебе. Так что, давай, рисуй.
Регина снова шагнула к столу и взяла в руки документ.
— Надо же, и фамилию свою вписал… а может, я хочу свою оставить…
— Я тебе оставлю, — проворчал Вадя.
— Что? — переспросила Чарушина, не расслышав.
— Я говорю, — сказал так, чтобы она его поняла, — нечего мне сцены ревности тут закатывать, ты мне еще не жена. Ты еще бесправная. Вот черканешь подпись — тогда и закатывай.
— Ах вот как мы заговорили! — ахнула «не жена». — Я тебе сейчас такую сцену закачу, не откатаешь!
— Давай, Киса, — хмыкнул он и щелкнул авторучкой, — все ваши медсестры сдохнут от зависти. Смерть как люблю, когда ты ревнуешь.
Регина выхватила у него ручку, чтобы расписаться.
— Не пишет!
— Подожди, — достал из портфеля еще одну, — не ту дал. Вот эта точно пишет.
— А когда свадьба? — вдруг разволновалась она, чувствуя прилив крови к щекам.