Агония

— Антон Палыч… — произнесла Регина.

Иногда для полного ответа достаточно слова. А ему и всех слов не нужно, Антон Павлович понимал ее состояние. И сомнения, и боль — все в ее умоляющем тоне.

— Регина, — он снова присел рядом и терпеливо вздохнул, — сохранять беременность нельзя. Ты угробишь себя раньше, чем успеешь выносить ребенка. Не факт, что ты его выносишь. Не факт, что беременность будет здоровая. Препараты, которые ты принимаешь, с ней несовместимы. Патологии в развитии вам уже обеспечены.

— Как я ему это скажу? Вадиму…

— Я скажу. Я ему все объясню, он поймет.

— Аборт поймет?

Она не видела лицо своего лечащего врача. Она ему в лицо не смотрела. Перед глазами стояла мутная пелена, сквозь которую мелькали неясные картинки включенного телевизора.

— Все будет хорошо. Срок маленький, три недели всего. Тебе даже общий наркоз не нужен, не будет лишней нагрузки на организм. И выброси все из головы, иначе ты и себя угробишь, и ребенка потеряешь. А не долеченный неврит потянет за собой такие болячки, что о нормальной жизни тебе точно придется забыть, о детях тем более. Все будет хорошо, — снова повторил Антон Павлович и ободряюще сжал ее плечо.

Когда именно доктор ушел, Регина тоже не видела, просто в какой-то момент поняла, что в комнате находится одна. В одиночной палате, как в одиночной камере. Невыносимо душной, где совсем нечем дышать.

Поднявшись с кровати, Регина раздвинула шторы и приоткрыла окно. В помещение ворвался ветер, взметнув лежащие на столе документы.

Да, Вадим поймет.

Но как жить после этого ей?

Ей как с этим жить?

Так сильно и так яростно хотелось вырвать из своей головы эти горькие больные мысли.

В висках болезненно застучало, и Регина качнулась вперед, соприкоснувшись горячим лбом с прохладным стеклом.

Пустота ползла из всех щелей, образовывая в душе зияющую дыру. Пустота смотрела на нее из темного окна. Пустота шумела в ушах сбитой радиочастотой.

Вадиму она написала, хотя о таких вещах не пишут в сообщениях. Но как можно сказать это, глядя ему в глаза? Что она беременна, но ребенка у него не будет. Малыша, о котором мечтал. Может быть, девочки, которую он так хотел назвать Евой. У него не будет. Потому что завтра утром ей сделают аборт.

Так надо. И других вариантов у них нет.

Надышавшись студеным воздухом, она закрыла окно, но не отошла от него. Долго смотрела сквозь стекло и в его отражении увидела, как дверь распахнулась, и Вадим вошел в палату. При виде него сердце сразу ощутимо сбилось с ритма, зайдясь мелкими больными стуками.

— Рожать нельзя… поговори с врачом, — немедля сказала и рукавом отерла с лица катившиеся слезы.