«Здесь покоится Жак Оливант, ушедший из жизни в возрасте пятидесяти одного года. Алчность его не знала границ. Ради наследства он жестоким обращением ускорил смерть отца, изводил жену и детей, обманывал соседей, воровал, если подворачивался случай, и умер в нищете».
Когда дело было сделано, мертвец застыл рядом с крестом, словно немой укор человеческой лжи. И тут я заметил, что обитатели других могил также выбрались из-под земли и, дабы восстановить истину, принялись стирать небылицы, написанные их родными на надгробиях.
Оказалось, что все эти любящие отцы, верные супруги, послушные сыновья, целомудренные девушки, честные торговцы, все эти так называемые добропорядочные мужчины и женщины в действительности были подлыми, злыми, лицемерными, завистливыми. Все они мучили своих близких, крали, обманывали, совершали постыдные, отвратительные поступки. В чём признавались здесь, сейчас, у врат в загробный мир, меняя тексты эпитафий на беспощадную, святую, ужасающую правду, которая на этом свете была никому не известна, а может, просто её не хотели знать или притворялись, будто не знают.
Я подумал, что и она, вероятно, восстала из чрева могилы и в этот момент, подобно другим, кается в своих прегрешениях.
Уверенный, что теперь мне не составит труда найти её, я пошёл ей навстречу мимо бесчисленных скелетов и трупов, между могил, ощетинившихся раскрытыми гробами, ибо страх больше не сковывал меня.
Несмотря на саван, скрывавший лицо, я узнал её издалека.
На мраморном кресте вместо прежней надписи – «Она любила, была любима и умерла» – значилось:
«Намереваясь обмануть своего любовника, она отправилась на свидание, замёрзла под дождём и умерла».
Говорят, на рассвете меня обнаружили лежащим без чувств на её могиле.
Уильям Уаймарк Джейкобс
(1863–1943)
Обезьянья лапка
Снаружи был холодный и сырой вечер, а в зашторенной гостиной «Ракитника» ярко полыхал камин. Отец и сын играли в шахматы, и первый, поборник острой игры, так откровенно и глупо подставил своего короля, что не удержалась от замечания даже седоволосая мать семейства, мирно вязавшая у камелька.
– Ты гляди, какой ветер, – сказал мистер Уайт, поздно заметив свою оплошность и горячо желая, чтобы сын ее проглядел.
– Слышу, – сказал тот, зорко высматривая доску из-за протянутой руки. – Шах.
– Вряд ли он сегодня к нам выберется, – сказал отец, нерешительно перебирая над доской пальцами.
– Мат, – ответил сын.
– Хуже нет – жить на отшибе! – необъяснимо взорвался мистер Уайт. – Грязнее и сырее нашей дыры на всем свете не сыщешь. За порогом болото, на дороге потоп. Куда они смотрят?! Если жильцы только в двух домах, значит, можно о них не думать?
– Успокойся, дорогой, – умиротворяюще сказала жена, – выиграешь в следующий раз.