…
Схема раскола была основана на том, что и Басин и Николай говорили по-английски, причем Николай владел языком как англичанин. Басин не был уверен, что сработает — но сработало и еще как.
До ж… раскололся. И теперь у них было не только записанное на магнитофон признание в предательстве — но и вещественные доказательства, изобличающие фигуранта в измене родине. По советскому УК — расстрел, по чешскому вряд ли, но тоже дадут хорошо.
Оставался вопрос — что теперь делать. С этим…
— Если мы сейчас засветим его — спугнем, — сказал Басин.
— Да…
Оба они посмотрели в сторону коттеджа.
— Нет — сказал Басин — нельзя. Он сам на вес золота.
— И что делать?
— Посадим в подвал. Раз в день буду приезжать, кормить и поить.
— А если кто-то придет?
— Не придет. Не в этот подвал. На оперативке.
…
— Если со мной что…
Басин достал блокнот, написал контакты.
— Передаешь его этому человеку. От меня — так и скажи. Любой ценой
— Понял.
Где-то в Европе. 12 января 1989 года
Стену они увидели задолго до того как подъехали к ней — по долбанным прожекторам…
Стена — это было физическое воплощение самой Холодной войны, ничего подобного не было ни в одной стране Европы. Восточные немцы называли ее «Антифашистским оборонительным валом», хотя ее предназначение было строго иным. Как и всё в этой долбанной коммунистической стране. Стена была предназначена не для того, чтобы останавливать фашистов, идущих в социалистический рай — а для того чтобы из социалистического рая люди не бежали в проклятый, гнилой Запад[38]. Не бежали к продуктам без очередей, машинам, которые могут развивать более ста километров в час, дорогам на которых не трясет, свету, который не дают по часам, и прочим приметам гниения и увядания…