— А это у тебя что? — увидала мама у меня в руке кошелек, — Женя, право, ты его страшно балуешь.
— Ведь он же мой крестник.
— Ну-ну, Суворов, иди сюда, — увидал меня дядя Федя, папин двоюродный брат, черный и высокий. Я всегда его боюсь немного; я помню, как однажды, когда я был совсем маленьким, он поднес к моим губам зажженную спичку.
— А ну-ка, поцелуй.
— Нет.
— Боишься, а говоришь храбрый.
— Я вовсе не боюсь, — я быстро нагнулся к спичке, дядя Федя не успел отдернуть ее, и я заревел во все горло, потому что обжег губу.
Вот и теперь он уже придумал что-нибудь хитрое...
— Хочешь, я тебе Москву покажу, — не дожидаясь ответа, дядя Федя подхватывает меня под мышки и высоко поднимает над головой.
— Я ничего не видал, — заявляю я, когда он ставит меня на пол.
— А вот Алеша видел. У тебя, брат, фантазии нет.
— Я не знаю, что такое фантазия.
— Фантазия, это белый медведь с красными глазами.
— А где он живет?
— Должен в твоей голове.
Я молчу, недоверчиво глядя на дядю Федю.
— Зачем ты его путаешь? — говорит папа, который всегда умеет подойти вовремя.
— Папа, — подзывает его мама, — я боюсь, что за обедом нас будет тринадцать; ты сосчитай хорошенько.
— Да, тринадцать, — считает папа.
— Как же теперь быть?