Солдаты захохотали.
— Какие такие?! Такие! С чем такие?
Посыпались нецензурные остроты.
Мы молчали. Это мы — “такие”...
В этапке жарко и душно. Низенькая, маленькая комнатка оклеена синими обоями и вся пропахла человеком, его потом и смрадом.
На нарах неподвижные фигуры приведенных раньше нас. Слышен носовой свист и храп. Мы ждем. Двенадцать часов ночи, час, два. Черные окна с решетками глядят зловеще, неприютно. Солдаты за дверью закусывают, смеются, хлопают себя по коленям и рассказывают все свое — о дневальных, об офицерах...
К конокраду, переодевавшемуся жандармом, пришли на свидание. У них такие же умные, выдержанные лица, как у него.
— Ну так ладно, Иван Микитич... слышу я голос. — Значит так?
— Ладно, ладно.
— А как придешь в Толстый Луг, так, значит, к Игнатову на двор, Родион Васильича спросишь, там лошади... берегись. Ну да знаешь, что тут толковать-то.
— Ладно! — перебивает нетерпеливо конокрад.
Солдат следит за ними.
— А вот ведь я погляжу, голова-тот у тебя, Иван Микитич, в картузе! — начинает опять загадочно первый. — Простудишь. Возьми-ка мою шапку, а?
Они меняются шапками. Солдат отводит глаза и молчит. И оба говорившие точно облегченно вздыхают.
— Ну, прощайте, значит.
— Прощай, Иван Микитич.
— Лукерье Афанасьевне поклон.
— Уж чего тут.
Конокрад оборачивается к нам и плотнее надвигает на лоб свою шапку. Горит и молчит...
Мужик на нарах рассказывает о том, как бежал весной из Олонецкой губернии, куда был сослан за политику. Теперь ссылается вторично.
ebooksa