Он опять кашляет.
— На медведя пойду. Обязательно. Интересно. Я сам ведь южанин. Ничего кроме Тавриды не видел, а теперь увижу тундры, север, леса. Заманчиво, чорт возьми! Я, знаете ли, поэт в душе...
Удушливый кашель прерывает его и опять появляется кровь.
Другой мечтает, как он убежит из Якутки.
— Ведь это совсем легко. Теперь прямо в Китай через Манджурию, или в Японию через Владивосток... Теперь все так бегут.
Мужчина в углу усмехается:
— Теперь люди счастливы, когда попали на вечную каторгу. Уж, думают, спаслись. По нынешним временам лишь бы виселицы избежать, а уж там все равно... Таких поздравляют.
Все молчат и опять говорят.
В разговор вмешивается анархист. Он проснулся. Молодой рабочий южного типа с большим ртом и с горячими, быстрыми глазами. Почти отрок.
— Теперь новые бомбы, говорят, из-за границы прибыли. Говорят, совсем новая система. Вы не слыхали? Специально для каменных стен. Вот в Тифлисе был взрыв. Одна стена прямо, как есть, плашмя упала.
— Да, меленитные. Что ж это давно известно! — подсказывает еврей.
— Нет, то другие. Это, вы думаете, как в Варшаве. Нет. Это совсем новые.
— Может быть, адская машина?
Рабочий недоволен, что его перебивают, и чтобы показать, что он знает, о чем говорит, по пальцам перечисляет, какие бомбы существуют. Завязывается длинный разговор. Говорят об ударниках, о запалах, говорят скучно, детально о технике бомб и только, как кровавые пятна, мелькают в разговоре фразы о людях. Говорят, когда нужно показать действие снарядов.
— Студен Петров? когда кидал... вы знали его? Он сажен 20 отбежал, а потом кишки вывалились...
— Это какой Петров? такой черный, низенький?
— Ну да.
— Так как же, я его хорошо знал.
Рабочий молчит, точно доволен, что может говорить об этом так просто, равнодушно и был знаком с такими.
Теперь рассказывает о своем аресте.