[Ἦν γὰρ τῶν Ἀρσακιδῶν τὰ πρῶταφέρων ἐκεῖνος καὶ ἐκ βασιλικοῦ καταγόμενος αἵματος.].
Я. Н. Любарский подверг критике сообщение Анны, допуская, что Аспиет, очевидно, действительно мог распространять слухи относительно своего царского происхождения. Авторитет этой древней династии был настолько значителен в византийском обществе, что патриарх Фотий специально сочинил мифическую генеалогию императора Василия I Македонянина (867–886), в которой возвел род Василия к династии Аршакидов. В действительности же происхождение Василия было весьма темным, и до сих пор неясно, был он армянином или славянином. Добавим, что император Ираклий (610–641) также связывал свое происхождение с династией Аршакидов. С точки зрения Я. Н. Любарского, сомнительно, что в IX веке, и тем более в XI–XII веках, династия Аршакидов, представители которой действительно отмечены на византийской службе в V–VI веках, еще существовала. По-видимому, исследователь, упоминая представителей династии Аршакидов на византийской службе в VI веке, имел в виду сведения Прокопия Кесарийского о братьях Артабане и Иоанне, которые покинули Хосрова I Ануширвана, сасанидского шаха, поступили на службу к императору Юстиниану I и затем принимали участие в войне с вандалами (Procopius. BP. II, 3, 32; BV. II, 24, 2; BV. II, 27, 16). Однако мнение о том, что род Аршакидов не мог существовать в XI–XII веках, основано на простом допущении, обусловленном хронологической дистанцией между Артабаном и Иоанном, которых упоминал Прокопий Кесарийский, с одной стороны, и Аспиетом, с другой. Между Аспиетом и Аршакидами Прокопия Кесарийского насчитывается 500 лет. Между Аспиетом и вождем дахов Аршаком, основателем парфянской династии, насчитывается 1300 лет. Что же невероятного в том факте, что Аспиет действительно мог быть потомком династии Аршакидов? Существуют ведь в наши дни, в XXI веке, прямые потомки Рюриковичей, Капетингов и Чингизидов. Почему же в таком случае не допустить, что в XI–XII веках могла существовать какая-то сохранившаяся ветвь Аршакидов, и генеалогия Аспиета была основана на подлинной традиции? В. П. Степаненко в одной из статей, написанной в соавторстве с В. С. Шандровской, пытался безосновательно отождествить Аспиета Анны Комниной с Аспиетом Пакурианом, ссылаясь при этом на моливдовулы[351]. Однако данное предположение не находит никакого обоснования в тексте Анны Комниной, а моливдовулы не предоставляют исследователю убедительных доказательств для подобного отождествления.
Алексей Комнин не был похож на доверчивого и наивного человека, тем более что род самого императора Алексея – в глазах любого ромея не менее славный, чем Аршакиды – прослеживается только с X века. Поэтому логично предположить, что василевс, если и принимал во внимание старинные армянские генеалогии, то лишь после тщательной проверки кандидата в чин, в данном случае Аспиета. Кроме того, существовала и еще одна важная причина, по которой василевс был заинтересован в назначении Аспиета. Хотя Парфянское царство и царство Тиграна Великого периодически захватывали Келесирию и часть Киликии в I веке до Р. Х., однако масштабное заселение армянами Киликии и Сирии было связано с событиями, произошедшими в сравнительно недавнее время. Император Никифор II Фока в ходе своих завоевательных походов сокрушил военную мощь Арабского халифата, захватил Самосату, Алеппо и Антиохию, и вышел к Евфрату[352]. Поскольку Никифор Фока ставил своей целью проведение последовательной христианизации завоеванной территории, василевс инициировал масштабное переселение армян, в основном из дружественного Византийской империи Тарона, в Сирию и Киликию, дабы вытеснить оттуда арабское мусульманское население.
План Никифора Фоки преследовал стратегические цели и, в итоге, принес свои плоды. Век спустя, когда Византия, ослабевшая от непрерывных войн и внутренних мятежей, подверглась нападению сельджуков и потеряла Армениак, а затем и всю Анатолию, именно потомки армян, переселенных императором Никифором Фокой в Сирию, смогли дать отпор туркам, консолидировались и создали княжество во главе с Филаретом. В результате Антиохия, Сирия и Евфратисия оставались под властью христиан еще почти 15 лет после катастрофы при Манцикерте. Армяне принимали активное участие в борьбе против сельджуков на стороне крестоносцев в ходе Первого крестового похода. Именно они открыли ворота Эдессы перед Балдуином Булонским. Поэтому, с нашей точки зрения, назначение стратопедархом Востока Аспиета, связанного, по преданию, с древней династией Аршакидов, правившей в Парфии с III века до Р. Х. по III век, а в Армении в I–V веках, имело не столько военное, сколько политическое значение. Аспиет мог стать тем знаменем, под которое стекались армянские князья как в борьбе против норманнов, так и против сельджуков. Возможно, Аспиет был в армянской среде агентом византийского влияния в противовес Рубенидам, в частности, Торосу I († 1129) «Властелину гор», который придерживался профранкской ориентации.
Как отмечает Анна Комнина, назначение Аспиета стратопедархом в предстоящей борьбе против Танкреда на киликийском театре военных действий было связано с личной доблестью армянина, проявленной во время войны с Робертом Гвискаром. Аспиет был атакован норманнским рыцарем, который ударом копья нанес армянину тяжелое ранение, задев легкие и позвоночник, однако Аспиет удержался в седле, ударом меча рассек шлем норманна и разрубил неприятелю череп. Разумеется, трудно представить себе, как Аспиет мог разрубить шлем норманнского рыцаря ударом меча? Современные эксперименты доказывают, что подобная операция была совершенно невозможна, тем более для раненого всадника. Кроме того, довольно сложно допустить и то, что Аспиет, раненый в позвоночник, на протяжении двадцати лет продолжал службу в византийской армии, при том уровне развития, на котором находилась медицина в XI веке. Скорее всего, Анна передает мифологизированные истории об Аспиете, распространявшиеся армянскими солдатами и купцами в Константинополе. Однако сам факт существования подобных историй свидетельствует об авторитете этого человека.
Начиная повествование о войне с Боэмундом, Анна Комнина рассказывает о том, что император Алексей взял с собой в поход супругу, императрицу Ирину. Как отмечали Шарль Диль и Фердинанд Шаландон, кроме нежной привязанности действиями василевса руководил вполне трезвый политический расчет. Императрица опиралась на многочисленных клиентов семьи Дук, плела интриги, что становилось опасным в свете бесконечных заговоров против Алексея, таких как, например, заговор Никифора Диогена, сына императора Романа IV, которого пришлось ослепить 29 июня 1094 года, или заговор Аарониев, раскрытый в начале войны с Боэмундом. Однако очевидно и то, что между Алексеем и Ириной в описываемый период уже сложились глубокие отношения, и императрица делала все, чтобы поддержать уже немолодого василевса в опасном и трудном походе. Как пишет Анна, ее мать была вооружена не копьем Афины и шлемом Аида – чтобы нападать на варваров, как Томирис Геродота и Спаретра Ктесия[353], царица массагетов, – ее щитом, доспехом и мечем были добродетели, воспетые Соломоном, такие как деятельный характер, непримиримость к страстям и искренняя вера.
Зимой 1106–1107 годов император Алексей прибыл в Фессалонику, назначил Исаака Контостефана великим дукой флота и отдал ему приказ перекрыть силами своей эскадры пролив между Бари и Диррахием, дабы воспрепятствовать переправе норманнской армии в Эпир. Однако Контостефан, по словам Анны Комниной, даже не знавший форватера в районе Диррахия, разбросал свою эскадру между Диррахием и Авлоном, распылил силы, и с частью кораблей атаковал Бриндизи. Обороной города руководила знатная норманнская женщина, мать Танкреда, которая дала Контостефану притворное обещание сдать город, а сама разослала гонцов по Апулии и Калабрии с призывами о помощи. В итоге к Бриндизи были стянуты крупные силы норманнов, которые атаковали моряков Контостефана, сошедших на берег, и разгромили их. Шестеро «скифов» – печенежских или половецких солдат – попали в плен к Боэмунду, который отправил их папе в Рим, как доказательство того, что император Алексей продался язычникам.
Воспользовавшись ошибками Контостефана, Боэмунд погрузил свои войска на корабли, прикрыл свой флот двенадцатью боевыми дромонами, и в ночь с 9 на 10 октября 1107 года переправился на балканское побережье, с ходу захватив Авлон. Как отмечает Анна Комнина, огромное войско Боэмунда состояло из французских и норманнских рыцарей [ἀμύθητον στράτευμα ἐπαγόμενος φραγγικόν τε καὶ κελτικὸν]. Кроме того, в этой армии были также «германцы» [τοῦ γερμανικοῦ γένους], под которыми следует понимать не немцев (немецкие рыцари в это время воспринимали норманнов как врагов, по причине их участия в борьбе за инвеституру на стороне папы), а лангобардов, т. е. ломбардцев; также англичане, которые прежде служили императору Алексею, но были перекуплены князем Антиохии [ὅσοι ἀπὸ τῆς Θούλης νήσου στρατεύονται Ῥωμαίοις τότε δὴ αὐτῷ προσχωρήσαντες διὰ τὴν τοῦ καιροῦ δυναστείαν], и даже испанские рыцари [ἀπὸ τῶν Κελτιβήρων] – ветераны Реконкисты и участники жестоких сражений с Альморавидами. В целом армия Боэмунда намного превосходила те силы, которые были в распоряжении у его отца Роберта Гвискара в 1081 году, поскольку под знамена Боэмунда стекались не обычные наемники, а воодушевленные религиозной идеей фанатики, многие из которых прошли через огонь и воду Первого крестового похода, приобретя колоссальный боевой и жизненный опыт. Ландульф как опытный флотоводец понимал, что не сможет с небольшими силами противостоять флотилии Боэмунда, и ушел в море.
Завершив высадку, Боэмунд, таланты которого в области осад крепостей Анна Комнина сравнивает с талантами Деметрия Полиоркета (294–288 до Р. Х.), Македонского царя-эпигона периода эллинизма, атаковал Диррахий. «Скиф», т. е. печенежский воин-ординарец дуки Диррахия доставил императору Алексею сообщение о высадке норманна. Как рассказывает Анна, василевс сказал, развязывая ремни башмаков: «Сейчас пойдем завтракать, а потом подумаем о Боэмунде» [Πρὸς ἄριστον, ἔφη, τὸ παρὸν τραπώμεθα· τὰ δέ γε κατὰ τὸν Βαϊμοῦντον αὖθις κατασκεψόμεθα]. Император выступил во главе армии на Диррахий, а между тем Боэмунд приступил к осаде.
Анна Комнина описывает весьма подробно ход боевых действий, которые она прекрасно помнила лично в отличие от кампании 1081–1085 годов, происходившей тогда, когда принцесса была еще в младенческом возрасте. Норманны применяли т. н. «черепахи» – крытые тараны для пролома ворот, мангонели и требушеты, а также большую гелеполу – осадную башню, которую защитники Диррахия сожгли при помощи греческого огня точно так же, как в 1081 году солдаты Георгия Палеолога сожгли гелеполу Роберта Гвискара. Осада была очень жестокой, но чем больше проходило времени, тем становилось очевиднее, что норманны увязли под стенами крепости. К лету 1108 года положение Боэмунда под стенами Диррахия значительно ухудшилось. Армия норманнов несла большие потери, а гарнизон крепости сковал резервы и инициативу Боэмунда. Император Алексей пытался деблокировать город, высылая вперед отряды авангарда. Один из таких отрядов под командованием Алиата был разбит норманнами, возможно, 5 апреля 1108 года. Сам Алиат пал в бою, сраженный копьем норманнского рыцаря. Другой отряд под командованием Кантакузина добился успеха недалеко от крепости Милос. Этот отряд под командованием Росмика состоял из наемных печенегов, сельджуков и аланов.
Весной 1108 года главные силы византийской армии под командованием василевса подошли к равнине Диррахия и закрепились в лагере у местечка Девол. Одновременно к побережью подошла усиленная эскадра ромеев под командованием Ландульфа. Алексей отказался от идеи дать полевое сражение Боэмунду, памятуя об ошибках кампании 1081 года, и принял решение блокировать норманнов с суши и с моря. Таким образом, осаждающие очень быстро превратились в осажденных, и в лагере Боэмунда начался настоящий голод. Положение норманнов осложнялось также тем, что Боэмунд, очевидно, по примеру отца, приказал сжечь часть кораблей после высадки, чтобы внушить своим рыцарям одну простую мысль: «победа или смерть». Те суда, которые еще оставались у Боэмунда для обеспечения регулярного сообщения с Италией, были уничтожены в ходе рейда ромеев под командованием Вероита.
Анна Комнина настолько увлекалась рассказом о боевых действиях, что засиживалась до позднего часа в своем кабинете, и только мерцание в окне зажженных светильников тех сестер, которые возвращались после повечерья через монастырский сад, говорило принцессе о том, что настала пора отдохнуть. «Дойдя до этого места, водя свое перо в час, когда зажигают светильники, и почти засыпая над своим писанием, я чувствую, как нить повествования ускользает от меня. Ведь когда по необходимости приходится в рассказе употреблять варварские имена и нагромождать события друг на друга, кажется, что расчленяется тело истории и разрывается последовательность повествования. Да не прогневаются на меня те, которые с благосклонностью читают мою историю»
[Ἐνταῦθα δὲ γενομένη καὶ πρὸς λύχνων ἁφὰς τὸν κάλαμον ἐπισύρουσα, μικρὸν πρὸς τὴν γραφὴν ἐπινυστάζουσα ἐπαισθάνομαι τοῦ λόγου ἀπορ ρέοντος. Ὅπου γὰρ βαρβαρικῶν ὀνομάτων ἐξ ἀνάγκης ἀπαιτεῖται χρῆσις καὶ ἀλλεπαλλήλων ὑποθέσεων διήγησις, τὸ σῶμα τῆς ἱστορίας καὶ τὸ συνεχὲς τῆς γραφῆς κατ’ ἄρθρα ἔοικε διακόπτεσθαι· καὶ οὐ νέμεσις τοῖς γε εὔνως ἐντυγχάνουσι τῇ γραφῇ][354].
В результате умелой стратегии императора летом 1108 года войска Боэмунда дошли до последней крайности. Дезертирство и переход на сторону ромеев приобрели массовый характер, особенно в иностранных частях. В итоге Боэмунд был вынужден начать мирные переговоры с василевсом. Итогом этих переговоров стал договор между Алексеем и Боэмундом, подписанный в Девольском лагере в сентябре 1108 года. По условиям этого договора норманн фактически капитулировал перед императором. Текст Девольского договора, приведенный Анной Комниной полностью, многократно исследовался в работах Фердинанда Шаландона, Ф. И. Успенского, Я. Н. Любарского и других ученых. По договору, Боэмунд прекращал боевые действия, эвакуировал свою армию в Италию, признавал себя вассалом императора Алексея, приносил василевсу тесный оммаж, давал обещание воевать на стороне императора Алексея во всех войнах, которые Византийская империя ведет на Востоке, давал обещание принудить к миру Танкреда, если племянник не признает договора и продолжит войну в Киликии, давал обещание заменить латинского патриарха Антиохии православным патриархом. В ответ василевс признавал Боэмунда князем Антиохии, которая вместе с прилегающими территориями должна была отойти к Византии после смерти Боэмунда. Договор определял границы между Византией, владениями Боэмунда и владениями Эдесского графства, причем василевс рассматривал все территории, входившие когда-либо в состав империи, как часть ойкумены, временное управление которой император доверяет своим вассалам – Боэмунду и другим крестоносцам. Хотя Девольский договор так никогда и не был реализован в полном объеме, однако этот документ оставался правовой основой византийской политики на Востоке вплоть до царствования Мануила I Комнина. Эта политика опиралась на стратегию византийской реконкисты территорий Киликии, Сирии, Ефвратисии и Армении, ранее принадлежавших Византийской империи, но потерянных после 1071 года[355].
Победа императора Алексея над Боэмундом получила огромный резонанс в Европе. Папа Пасхалий II был вынужден признать крах своей восточной политики и вскоре начал искать союза с Византией, опасаясь вторжения молодого германского короля Генриха V (1106–1125). Впрочем, последующие годы показали, что в примирении с Римом был заинтересован также и император Алексей, который совершенно справедливо осознавал стратегический тупик, в который заводит империю продолжение схизмы. Филипп I, король Франции, зять Боэмунда, скончался еще во время боевых действий 29 июля 1108 года. Новый король Людовик VI Толстый (1108–1137), коронованный в Орлеане 3 августа 1108 года, был занят борьбой с собственной мачехой Бертрадой де Монфор (1070–1117), из-за брака с которой его отец был отлучен от Церкви, и нисколько не интересовался заморскими делами. Боэмунд, сломленный поражением, вернулся в Апулию, где заболел и 3 марта 1111 года скончался в городке Каноса ди Пулья. Сын Боэмунда и Констанции Французской, маленький Боэмунд II (1107–1130) впоследствии стал князем Антиохийским, женился на Алисе Иерусалимской (1110–1151), дочери короля Балдуина II, и погиб в бою с сельджуками.
В научной литературе большое внимание уделяется описанию Боэмунда, составленному Анной Комниной, которая непосредственно видела норманна и искренне восхищалась этим опасным, но отважным и прекрасным человеком. Анна Комнина писала:
«Он был такого большого роста, что почти на локоть возвышался над самыми высокими людьми, живот подтянут, бока и плечи широкие, грудь обширная, руки сильные. Его тело не было тощим, но и не имело лишней плоти, а обладало совершенными пропорциями и, можно сказать, было изваяно по канону Поликлета. У него были могучие руки, твердая походка, крепкая шея и спина. По всему телу его кожа была молочно-белой, но на лице белизна окрашивалась румянцем. Волосы у него были светлые и не ниспадали, как у других варваров, на спину – его голова не поросла буйно волосами, а была острижена до ушей. Была его борода рыжей или другого цвета, я сказать не могу, ибо бритва прошлась по подбородку Боэмунда лучше любой извести. Все-таки кажется, она была рыжей. Его голубые глаза выражали волю и достоинство. Нос и ноздри Боэмунда свободно выдыхали воздух: его ноздри соответствовали объему груди, а широкая грудь – ноздрям»[356].
[τοιόσδε μακρὸς ἦν τὴν ἀναδρομὴν τοῦ σώματος ὥστε εἰς πῆχυν ἕνα μικροῦ τοὺς μακροτάτους ὑπερελαύνειν, τὴν γαστέρα συνεσταλμένος καὶ τὰς λαγό νας, καὶ τοὺς ὤμους καὶ τὰ στέρνα πλατὺς καὶ τοὺς βρα χίονας καρτερός, καὶ τὴν ὅλην ἕξιν τοῦ σώματος οὔτε περιεπτισμένος οὔτε περιβριθόμενος ταῖς σαρξίν, ἀλλ’ ὡς ἄριστα κεκραμένος καὶ οἷον εἰπεῖν κατὰ τὸν Πολυκλείτειον κανόνα ἐνηρμοσμένος· τὰς χεῖρας ἁδρὸς καὶ τῶν ποδῶν τὰς βάσεις στερρὸς καὶ τὸν αὐχένα καὶ τὰ μετάφρενα εὐπαγής. Ὑποκεκυφὼς δὲ μετρίως τῷ ἀκριβῶς αὐτὸν περιεργαζομένῳ ἐφαίνετο, οὐ τῶν νωτιαίων σπονδύλων τι πεπονθότων τῆς ῥάχεως, ἀλλ’ οὕτω μετρίως ἐκ γενετῆς, ὡς ἔοικε, τὴν διάπλασιν ἔσχηκε. Τὸ χρῶμα κατὰ τὸ ἄλλο μὲν σῶμα λευκότατος, τὸ δὲ πρόσωπον μετὰ τοῦ λευκοῦ ἐπυρσοῦτο. Καὶ ἡ κόμη ὑπόξανθος, ἀλλ’ οὐ μὲν οὖν μέχρι τῶν μεταφρένων αἰωρουμένη κατὰ τοὺς ἄλλους βαρβάρους· οὐ γὰρ ἐτριχομάνει ὁ ἀνήρ, ἀλλὰ κουρίας ἦν μέχρι τῶν ὤτων. Τὸ δὲ γένειον εἴτε πυρσὸν εἴτε ἄλλο τι χρῶμα εἶχεν, οὐκ ἔχω λέγειν· ὁ ξυρὸς γὰρ ἐπεξῆλθεν αὐτὸ καὶ τιτάνου παντὸς ἀκριβέστερον· ἐδόκει δ’ οὖν εἶναι καὶ τοῦτο πυρσόν. Τὸ βλέμμα γλαυκὸν καὶ ἅμα θυμὸν καὶ ἐμβρίθειαν ὑποση μαῖνον. Καὶ ἡ ῥὶς αὐτῷ καὶ ὁ μυκτὴρ ἐλεύθερον ἔπνει τὸν ἀέρα· συνηγόρει δὲ τῷ μυκτῆρι διὰ τῶν στέρνων καὶ διὰ τοῦ μυκτῆρος τὴν τῶν στέρνων εὐρύτητα. Ἡ γὰρ φύσις διεξόδους ἐδεδώκει διὰ τῶν ῥινῶν τοῦ ἀπὸ τῆς καρδίας παφλάζοντος πνεύματος.]
Возвращаясь к проблеме отношения Анны Комниной к норманнам, мы должны признать, что восприятие нашей принцессой Роберта Гвискара и его сына Боэмунда Тарентского зависело не столько от личных впечатлений, сколько от придворных слухов и рассказов Георгия Палеолога или Татикия. Действительно, Роберта Гвискара Анна никогда не видела, а Боэмунд Тарентский остался для нее мимолетным, но ярким подростковым воспоминанием, так как принцесса могла видеть норманна только в период его пребывания в Константинополе в 1097 году накануне Первого крестового похода. Победа Алексея Комнина над Боэмундом в 1108 году и Девольский договор, по которому гордый норманн признал себя вассалом византийского императора, венчают рассказ Анны Комниной о войнах с норманнами, однако некоторые детали повествования Анны о норманнах заставляют нас остановиться на них более пристально.
Анна Комнина оставила много важных описаний норманнских рыцарей, их вооружения, тактики и стратегии. Эти описания могли быть не только следствием общения принцессы со стратигами ее отца, но, очевидно, носили характер актуальной военной информации. Как известно, в период написания «Алексиады» нашей принцессой, в 1147 году флот Рожера II (1130–1154), норманнского короля Сицилии, находившийся под командованием знаменитого адмирала Георгия Антиохийского, захватил Корфу, а затем разорил Афины, Фивы и Коринф. Император Мануил I Комнин был занят в это время борьбой с половцами и сумел организовать ответный удар только через год. Византийский флот в союзе с венецианцами осадил Корфу осенью 1148 года, однако взять крепость удалось еще через год. Норманны Георгия Антиохийского совершили новый пиратский рейд в 1149 году, дойдя до самых стен Константинополя и разорив несколько вилл в окрестностях столицы. Таких успехов не достигали в годы детства и юности Анны Комниной ни Роберт Гвискар, ни Боэмунд Тарентский. Норманнская угроза, ставшая столь актуальной в начале царствования Мануила Комнина, делала воспоминания Анны Комниной о войнах ее отца с норманнами важным публицистическим упреком правящему императору Мануилу, а рассказы Анны Комниной о военном искусстве норманнских рыцарей во второй половине 1140-х годов отвечали интересам современных читателей.
ebooksa