– Геронда, святой Нил Калабрийский говорит, что, став монахом, человек делается или ангелом, или диаволом[251]. Выходит, что промежуточного состояния нет?
– Святой хочет сказать, что работа монаха над собой должна быть правильной. Оттого и попускает Бог тяжкие наказания монаху-великосхимнику, павшему в смертный грех, чтобы он искупил этим свою вину. Мы иногда думаем, что получим благодать с помощью чего-то внешнего, способом искусственным, магическим. Но это не приносит удовлетворения ни Богу, ни внутренне самому человеку, ни другим. К примеру, некоторые монахи шьют себе широкие и длинные, донизу, схимы, вышивают на них красные кресты, розы, ветки багряные, целую кучу букв… Распахивают и рясу, чтобы было видно всю эту красоту, прямо как фарисеи, которые расширяли воскрилия своих одежд[252], желая показать, как много они молятся! А в прежние времена схима у монаха чуть виднелась из-под рясы, да и то лишь при ходьбе. Многие вообще носили под подрясником малую схиму и ходили с ней, чтобы совсем ничего не было заметно. А сейчас пустоцветы. Разве получат они благодать от схимы подобным образом? Схима гнушается их, а благодать уходит. Задача в том, чтобы монах стал великосхимником изнутри. А тот, кто становится великосхимником изнутри, свою схиму прячет. Внешнее не ведёт ко внутреннему изменению. Так люди остаются поверхностными, и в конечном итоге они услышат от Христа: Не вем вас[253].
Монастыри имеют духовное предназначение
Монах печётся о спасении собственном и о спасении всех живых и всех усопших. Настоящая, божественная любовь кроется для монаха в боли за спасение своей души и в боли за спасение всего мира. Посвящённая Богу душа монаха содействует спасению не только его родных, но и земляков. Поэтому в Малой Азии в добром обычае было иметь хотя бы одного монаха от каждого рода, чтобы он предстательствовал о всех. В Фарасах, когда кто-то становился монахом, устраивали праздник на всё село. «Он, – говорили люди, – теперь и селу нашему будет помогать».
Конечно, монах никогда не говорит: «Я спасу мир». Он молится о спасении мира параллельно с молитвой о своём собственном спасении. А когда Добрый Бог, услышав его молитву, помогает миру, монах не говорит: «Я спас мир», – но: «Бог спас мир». Монах должен достичь такого состояния, чтобы молиться: «Боже мой, Ты на меня не гляди, меня не милуй. Позаботься о мире, помилуй его». Монах молится так не потому, что сам он не нуждается в милости Божией, но потому, что имеет многую любовь к миру.
– Геронда, до какого предела монах должен забывать о себе, помогая людям?
– До того, пока он видит, что людям есть от этого польза. Но если я совершенно отдамся в руки мирян, то и сам превращусь в мирского человека. Когда монах якобы для того, чтобы помочь людям мирским, делает то, что монашеству не приличествует, то людям это не помогает. К примеру, какой-то монах может стать прекрасным таксистом. И денег-то за проезд он брать не будет, и разговоры-то духовные с пассажирами он будет вести… Но это не монашеское дело. Иногда встречаешь у монахов дух мирской, а у мирских – монашеский. А поэтому Христос скажет в жизни иной: «Ты снимай-ка схиму, а ты надевай». Человек мирской, возжелав жизни монашеской, освящается. Но если монах возжелает мирской жизни, то он идёт в вечную муку.
– А если монах расположил себя неверно, то понятно ли ему это?
– Да хотя бы и непонятно: если в чём-то допущена ошибка, то он не будет иметь в себе полного мира, покоя. В том, что не приличествует монашеству, душа инока покоя не найдёт. А с того мгновения, как его душа потеряла покой, он должен искать и найти причину этого.
Один мой знакомый посетил некую обитель, а потом рассказывал: «Да там настоящее ателье! А матушка-игумения что за диво! Торгуй она пуговицами в Монастираки[254] в Афинах, так вот была бы на своём месте! Уж такая у ней в этих делах хватка!» То есть монастырь – это ателье. Потом он превращается в фабрику, потом в супермаркет, а потом в ярмарку! Несчастные мирские люди хотят от нас, монахов, чего-то высшего. Но для того, чтобы достичь высшего, нам должно избегать всякого человеческого утешения.
Монастыри имеют духовное предназначение. В них не должно быть начала мирского, но лишь духовное, чтобы они преисполняли человеческие души райскими сладостями. Ну куда нам соревноваться с мирянами в мирском! Ведь как ни возьми, у них всё равно возможностей побольше нашего. Если же монашеская обитель живёт духовно, то знаете, как она заставляет мир задуматься! Когда присутствует благоговение, страх Божий, когда нет ни мирской логики, ни торгашеского духа, это умиляет мирян. Но, к сожалению, торгашеский дух потихоньку проникает в монашество до самого мозга костей. Ко мне в каливу зашёл как-то один монах. Я плёл чётки. «Ты, – сказал он мне, – такие чётки на тридцать три узелка раздаёшь в благословение. А я одну такую чётку могу продать даже и за пятьсот драхм! И я с ними, как ты, не рассусоливаю: как только заканчиваю узелки, обрезаю края и немного схватываю их между собой, чтобы понапрасну не расходовать шерсть. И сутаж, который остаётся от крестов, у меня тоже в дело идёт – подшиваю и его. И бусинок не использую. Прибыли у меня выходит побольше твоего!» – «Слушай, – ответил я, – да как же тебе не стыдно! Разве ты не понимаешь, что в тебя вселился торгашеский дух? Я с 1950 года монах, но такое слышу впервые!»
– Геронда, людей духовно зрелых, способных помочь миру, мало!
– Да, к несчастью, их мало! А как после этого быть миру? Знаешь, сколько я прошу Бога о том, чтобы Он явил настоящих, способных помочь миру, людей? Несчастным достаточно того, чтобы у тебя немного болела за них душа и чтобы ты не использовал их ради собственной корысти – ничего большего они не хотят! В миру они находятся в непрестанной брани и в безопасности себя не чувствуют. Приходя в монастырь, который живёт правильно, они получают помощь, потому что ощущают надёжность, а это даёт им силы продолжать борьбу.
В эти нелёгкие годы люди нуждаются не столько в телесной, сколько в духовной пище. То есть они нуждаются не в хлебе (хотя, к несчастью, скоро не будет возможности помогать людям даже хлебом), а в духовной помощи. Постараемся же помочь молитвой всему миру. Поможем, к примеру, какой-то семье удержаться от распада, поможем какой-то матери подобающим образом вырастить своих несчастных детей, чуть удержим тех, в ком есть благоговение.
Духовное состояние – духовная крепость
Пора подготавливать свои души уже сегодня, потому что если произойдёт что-то серьёзное, то я не знаю, к чему это приведёт. О, если бы Бог не попускал наступление трудных дней! Но если они наступят, то от одного маленького землетрясения, от одной встряски разрушатся целые братства, целые монастыри, потому что каждый будет стремиться уцелеть сам, каждый побежит в свою сторону.
Чтобы Бог не оставил нас, нам необходимо быть предельно внимательными. В душах должно присутствовать что-то духовное. Если это есть, это делает вам честь. Трясти будет крепко. Сколько же я вам об этом говорю, каких только жёстких слов вы от меня не слышали! Да если бы что-то подобное говорили мне самому, то я бы задумался, раскинул бы мозгами: «Зачем мне это сказали, чего от меня хотели?» Я бы ночь не спал, если не ночи. Если бы я не видел того, что грядут тяжёлые годы, то не принимал бы этого так близко к сердцу. Но я вижу, что придёт время, когда вам придётся очень нелегко. Сейчас вы меня не понимаете, вы поймёте меня тогда.
– Геронда, а если человек окажется в эти трудные годы один, что ему делать тогда?
– Ты сейчас становись-ка перво-наперво делателем послушания и приобретай рассуждение, а там поглядим. Поэтому мы и говорили, что прежде всего нам надо отсечь недостатки. Если у монаха будут недостатки, то происходящее окажется ему не по силам. Если он и теперь-то ничем не доволен, если себя считает орлом, а всех остальных червяками, то… Давайте-ка исправляйтесь, исправляйтесь, чтобы иметь право на Божественную помощь. Ещё крепче утвердите себя в Боге. Придут годы потяжелее. Фрукты зелёные, ещё недозрели… Знаете, чем станет ваша обитель, когда вы будете духовно зрелыми? Крепостью! И не только местного значения, ваша помощь будет распространяться и дальше. В противном же случае вы сами будете нуждаться в человеческой помощи и покровительстве. А когда монастырь с целой кучей сестёр имеет нужду в мирянах, знаете, как это плохо?
Монаху сегодня подобает жить духовно для того, чтобы быть готовым преодолеть трудности. Он должен приготовиться, чтобы лишения не подрезали ему крылья, иначе можно дойти и до отречения от Христа. Придёт время, когда реки иссохнут, все станут мучиться от жажды, все будут страдать. Для нас, монахов, это не так страшно. Помучиться от жажды? Так нам и надо от неё помучиться, ведь мы вышли в путь, стремясь к злостраданию. «То, что я не делал добровольно как монах, – скажу я тогда, – буду делать сейчас невольно, чтобы понять, что такое монах. Благодарю Тебя, Боже мой!» Но мир, несчастный мир! О чём говорить, если доходят до того, что изобретают бомбы, которые убивают людей, но не разрушают зданий! Если Христос сказал, что одна душа стоит, сколько весь мир[255], а для них здания дороже всего мира, то это страшно!
ebooksa