Даниэль Деронда

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я готова сделать для вас все, что угодно, поскольку обязана вам жизнью, – заверила Майра, все еще не успокоившись.

– Тише, тише, – остановила ее миссис Мейрик. – Я уже достаточно наказана за пустую болтовню.

– Но ведь все в мире когда-нибудь заканчивается, и мы обязаны об этом думать, – вступила в разговор Мэб, не в силах больше молчать.

Деронда с улыбкой посмотрел на наивную белокурую девушку и саркастически заметил:

– Идея всеобщего конца недалеко нас уведет. А чувства Майры относятся к тому, что происходит сейчас.

Сконфуженная Мэб пожалела, что открыла рот: судя по всему, мистер Деронда решил, будто она придирается к Майре, – однако, начав говорить, остановиться трудно, и она решила оправдаться:

– Я всего лишь хотела сказать, что нам следует иметь мужество слушать друг друга, иначе вообще придется молчать.

Мэб не надеялась на ответ, разделяя мнение Сократа: «Зачем человек живет, если не ради удовольствия порассуждать?»

Вскоре Деронда распрощался. Миссис Мейрик вышла его проводить и обменяться несколькими словами о Майре.

– Ганс приедет на Рождество и остановится у меня, – сообщил Даниэль.

– Вы написали об этом в Рим? – Лицо миссис Мейрик вспыхнуло радостью. – Как великодушно и предусмотрительно! Рассказали о Майре?

– Просто упомянул. Решил, что он уже все знает от вас.

– Должна признать свою вину: я до сих пор не написала о ней ни слова. Всякий раз собиралась все подробно изложить, но так и не решилась. А девочек попросила предоставить это мне. И все же огромное вам спасибо!

Деронда прочитал тайные мысли миссис Мейрик, и мучившее его беспокойство усилилось. Пришлось признать, что ни один мужчина не мог смотреть на эту изящную, изысканную девушку, чтобы не влюбиться в нее, однако весь жар его души сосредоточился на сопротивлении возможному чувству. Существуют на свете персонажи, считающие себя трагическими из-за того, что бодро шагают в болото и тянут за собой других, а увязнув, кричат во все горло и винят всех вокруг. Сознание Деронды не допускало подобного поведения.

«Сейчас я крепко сжимаю поводья, – подумал он, – и ни за что не выпущу их из рук. Буду заходить в этот дом как можно реже».

Он ясно представлял возможные препятствия. Разве он сможет выступить защитником Майры и помощником миссис Мейрик, чьим заботам поручил девушку, если предстанет в роли обожателя? Тем более что она его не любит и не согласится выйти замуж. Майра была цельной натурой и не вынесла бы раздвоения. Даже если любовь заставит ее принять предложение человека иной религии и национальности, она никогда не будет счастлива, сознавая, что поступила против убеждений своего народа, и постоянно испытывая угрызения совести.

Деронда видел эти последствия так же ясно, как мы видим опасность испортить собственную хорошо начатую работу. Какое удовольствие доставляла мысль, что ему удалось спасти познавшее горе дитя! Найдя на обочине выпавшего из гнезда птенца коноплянки – как мы стараемся его защитить, как радуемся признакам его выздоровления! Наша гордость часто принимает нежный оттенок, а себялюбие теряет корыстный характер, когда мы прилагаем незаметные усилия, чтобы вырвать чужую жизнь из пучины несчастий, и с тайной радостью мечтаем о триумфе.

«Это все, что мне нужно. Я скорее дам руку на отсечение, чем позволю себе нарушить ее покой, – думал Деронда. – Редкое счастье – доверить Майру таким друзьям, как Мейрики: добрым, деликатным, без тени высокомерия в манерах. Среди них она чувствует себя не только безопасно, но и счастливо. Если вдруг что-то не заладится, другой такой обители не найти. Но какой смысл в моих клятвах и рассуждениях о том, что и как может случиться, если сюда явится бесцеремонный Ганс и все испортит?»

А подобный результат был весьма вероятен. Ганс словно был создан для неурядиц и несчастий. Однако запретить ему вернуться в Лондон было невозможно. Посоветовать отложить приезд, сославшись на какой-нибудь вымышленный повод и скрыв истинную цель? Нет, бессмысленно. Не видя выхода, Деронда попытался убедить себя, что они с миссис Мейрик глупо тревожатся из-за случайностей, которые могли бы и не произойти. Однако попытка не удалась. Напротив, воображение живо представило образ Ганса, влюбленного в Майру.

Спасение несчастной еврейки от попытки утопиться не создало бы сенсации в полицейских отчетах, однако ее удивительное превращение в столь редкое создание, как Майра, стало событием выдающимся, чреватым неординарными последствиями, хотя Деронда ни на секунду не останавливался на предположении, что последствия эти способны изменить его жизнь. Образ Майры еще не являлся ему в лучезарном сиянии взаимной любви.