Даниэль Деронда

22
18
20
22
24
26
28
30

Мать и дочери были связаны тройными узами: семейной любовью, восхищением идеалами и трудолюбием. Все четверо дружно отвергли желание Ганса потратить часть своих денег на дополнительную роскошь и удобство для семьи, тем самым дав ему возможность заниматься живописью, не бросая университета. Привычная жизнь вполне их устраивала, а поездки в оперу (на галерку) во время кратких визитов Ганса казались пределом мечтаний.

Увидев эту счастливую семью, собравшуюся сегодня вечером в гостиной, никто не пожелал бы ей жизненных перемен.

Миссис Мейрик, живая миниатюрная женщина, была наполовину француженкой, наполовину шотландкой. Хотя ей еще не исполнилось пятидесяти лет, покрытые квакерским кружевным чепчиком волнистые волосы почти полностью поседели, однако брови оставались темными, как и глаза. Похожее на сутану черное платье с длинными рядами пуговиц подчеркивало стройную фигуру. Дочери походили на мать, только у Мэб были светлые, как у Ганса, волосы. Все в девушках отличалось простотой, начиная с локонов, надежно закрепленных на затылке в китайском стиле, и заканчивая серыми платьями с узкими юбками – вопреки модным в то время кринолинам. Воплощенные в воске, все четверо без труда уместились бы в дорожном сундуке модной леди. Единственным из всех, кто находился в комнате, крупным созданием был персидский кот Хафиз. Он торжественно возлежал в кожаном кресле и время от времени открывал огромные круглые глаза – очевидно, желая убедиться, что существа низшего порядка ведут себя пристойно.

На столе перед миссис Мейрик лежала книга Эркманн-Шатриана под названием «История рекрута». Она только что закончила читать вслух, а Мэб, выпустив из рук работу и подавшись вперед, воскликнула:

– По-моему, это самый чудесный роман в мире!

– Конечно, Мэб! – насмешливо отозвалась Эми. – Все новое и интересное непременно кажется тебе лучшим.

– Это трудно назвать романом, – возразила Кейт. – Скорее приближенная к нам мощным телескопом история жизни. Мы видим лица солдат, слышим, что они говорят, даже как бьются их сердца.

– Мне безразлично, как ты назовешь эту книгу, – снимая наперсток, поморщилась Мэб. – Хоть главой из «Откровений». Главное, что после ее прочтения хочется сделать что-нибудь хорошее, значительное. Очень всех жалко. Я становлюсь похожей на Шиллера – тоже готова обнять и расцеловать весь мир. Но пока я должна поцеловать тебя, мамочка! – Она горячо обняла миссис Мейрик.

– Всякий раз, когда ты приходишь в восторг, Мэб, работа обязательно падает на пол, – скептически заметила Эми. – Было бы неплохо закончить наволочку, не испачкав ее.

– Ох-ох-ох! – простонала Мэб, наклоняясь за вышивкой и наперстком. – Лучше бы я ухаживала за тремя ранеными рекрутами!

– Если будешь так болтать, обязательно разольешь их бульон, – не осталась в долгу Эми.

– Бедная Мэб! Не дразни ее, – заступилась мать. – Передай мне свою вышивку, детка. Продолжай переживать, а я тем временем займусь бело-розовым маком.

– Ну, мама, ты ехиднее Эми, – заключила Кейт, оценивая собственную работу.

– Ох-ох-ох! – снова простонала Мэб. – Хочу, чтобы случилось что-нибудь невероятное. Не могу сидеть на месте. Пожалуй, надо поиграть гаммы.

Мэб подошла к фортепиано и открыла крышку, остальные весело рассмеялись. В этот момент перед домом остановился кеб, а спустя секунду послышался стук дверного молотка.

– Боже мой! – испуганно пробормотала миссис Мейрик. – Уже одиннадцатый час, и Фиби легла спать.

Она поспешила в холл.

– Мистер Деронда! – услышали девочки ее голос, а Мэб сжала руки и громким шепотом провозгласила:

– Ну вот видите, и случилось невероятное!

Кейт и Эми в изумлении отложили работу и прислушались, однако ответ Деронды прозвучал так тихо, что слов разобрать не удалось, а миссис Мейрик тут же закрыла дверь гостиной.