Фарфоровый детектив ,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сюда! На помощь! – заорала Катя и обхватила нападавшую сзади. Акулова дёрнулась, развернулась, пытаясь освободиться, но оступилась, поскользнулась на луже и завалилась набок, увлекая за собой девушку.

Катя лежала под тушей главврача, мёртвой хваткой вцепившись в рукав разорванного халата, в другой ладони сжимая телефон. Рядом кряхтела и постанывала Стася. «Не уйдёшь», – подумала Катя и, исхитрившись, нажала кнопку SOS. Полиция была на месте ровно через четырнадцать минут.

9

Акулову отпустили на следующий день. Адвокатов приехало сразу двое. Задержанная стояла на своём: «Обезумевшая Корнилова вдруг накинулась на меня с ножницами, пришлось применить силу». Дело не закрыли, но предъявить заслуженному врачу было нечего. Телефон старушки пострадал первым. Невнятная, пунктирная запись надежды на прояснение обстоятельств не оставила. Самооборона, и всё тут.

Дом гудел словно улей всю ночь и весь следующий день. Потасовка! Поножовщина! Караул!

Стасю после инцидента довольно быстро привели в порядок, уложили в постель и накачали успокоительным. Заснула она рано и проспала почти сутки. Кате удалось увидеть подругу вечером в день происшествия дважды, но без разговоров и мельком, пока набирала шприц и позже, когда выносила «утку». О чём спорила подруга с заведующей и почему они сцепились, Стася Петровна Кате так и не объяснила, только упрямо поджала губы и просипела: «Устала я. Не хочу ничего».

Катю всю ночь и весь следующий день трясло, и когда вернулась Акулова, она уже была вконец измучена. Валерьянка не помогала. Глоток запрещённой, тайно хранимой в бачке унитаза и предложенной сердобольным постояльцем водки тоже. Слезы иссякли. Катя сидела в сестринской и просто ждала. По идее Акулова не должна была здесь появиться до утра. Но появилась.

– Заходи. Садись.

Голос заведующей звучал приглушённо, но твёрдо. Катя, пятясь, последовала в кабинет, оставив на всякий случай едва заметную щёлку в двери.

Верхний свет Акулова зажигать не стала. Ограничилась настольной лампой. Открыла окно, достала сигарету, но не закурила. Потом включила компьютер. Всё без единого звука. Катя ждала чего угодно, только не этого жутковатого молчания.

– Смотри, – на экране замелькали кадры чёрно-белого кино. Этот же кабинет, только почти два месяца назад. Дата в углу – 4 апреля. 5-го во сне умер первый «счастливчик». На двадцатой секунде дверь отворяется и, крадучись, озираясь, с довольной ухмылкой на лице в комнату босиком просачивается Корнилова, шмыгает к стеллажу с лекарствами, открывает дверцу, перебирает коробки и пачки, находит нужную, берёт оттуда несколько блистеров. Тёмно-серые таблетки. Всё это исчезает в лифе запашного винтажного платья.

Следующая запись – 22 апреля. Та же картина. Босая старушка, ворующая лекарство. Количество коробок – пять. Позади уже седьмая «лёгкая» смерть. Катя хочет сглотнуть, но ничего не получается. Сухо, слюны нет.

Последняя запись – майская. Аккурат перед Кузиным и Саввиной. Корнилова осмелела. На ногах – тапочки. Дверь открывает уверенно. Назад не оглядывается. Коробки за пазуху не прячет, сразу опустошает, берёт много, рассовывает по карманам махрового халата. Того самого, что Катя ей подарила на 8 Марта.

– Ну что, довольна? – хрипло интересуется Акулова и отворачивается.

– Зачем? – беззвучно вопрошает Катя и, не совладав с подступившей тошнотой, выбегает вон из кабинета. Вдогонку ей несётся: «Спроси подружку, дура! Записи уже у следователей. Посадят твою Корнилову. И ты по делу пойдёшь. И поделом!»

Пришла в себя девушка уже за воротами дома. Сердце переместилось в голову. Мысли топтались на месте. Этого не может быть. Это подстава. Навет. Ну и что, что лекарства брала. Значит, нужно было. Но кому? И в таком количестве?

В окне у Корниловой на втором этаже мерцал слабый свет. Стало быть, уже проснулась. «Ну и спрошу! Сама дура!» – выпалила Катя и прибавила шагу.

Стася всё объяснит. Просто и логично объяснит…

10

– Стася, Стася, её выпустили! Весь дом на ушах стоит. Я на минутку, только спросить, – Катя грохотнула дверью и влетела в комнату подруги. Полумрак. Трепыхается, уже догорая, кадильница.