В кабинете Акуловой царил полумрак, чадила кадильница, только побольше и побогаче, чем у стариков. От приторного запаха фиалок у Кати заслезились глаза.
– Ну что, Зотова, всё со своей подружкой языками чешете?
– Просто болтали, Кира Валерьевна. Ни о чём таком…
– Вот что, Катерина. Ты эти глупости бросай. Ты здесь лицо временное. К тому же ещё зелёная совсем. Вся жизнь впереди. Ты зачем сюда устроилась? Диплом писать. Вот и пиши. В чужой монастырь, как известно, со своими заморочками не ходят. Так что давай-ка ты в дела моей обители не лезь. На мне ответственность за многие жизни – до земли тянет. Занимайся прямыми сестринскими обязанностями. Ещё раз увижу, что в моем кабинете что-то вынюхиваешь, вмиг уволю. Константин с этой минуты с вас обеих глаз не спустит. И по-доброму тебя прошу, кончай шуры-муры с Корниловой крутить. Чокнутая она, не в себе. Выдумывает всякое, всё ещё следователем себя мнит. Ты же заключение психиатра своими глазками читала. Выпадает из реальности человек. Всё. Я тебя предупредила. Иди. Работай. И рот-то, корова, не криви.
– Так пахнет сильно.
– Ничего, тебе полезно. Мозги очищает.
7
После провального рандеву Кате и Стасе удалось нормально поговорить только через несколько дней. Акулова уехала на совещание в Москву, а бдительного Константина наконец-то сменил нерасторопный и сонный верзила Паша.
Накануне позвонил друг-фармацевт. Ничего криминального в порошке не нашлось. Примесь какая-то, он формулу продиктовал, но Катя не запомнила. Важен был итог: отдушка оказалась совершенно для организма безвредной.
– Плохи наши дела, Катюша. Порвалась самая крепкая ниточка. Как говорили у нас в серпентарии: «Нитки рвутся, звёзды летят». Хотя мне больше по душе «Нет тела – нет дела».
– Какого тела? Не надо тела! Шутите всё, Стася Петровна. Может быть, найти другую лабораторию, нормальную? Вадька ещё студент. А если ошибся? Реагенты, температуру или катализатор выбрал не те. И запах, и цвет у той пыли были… как бы это сказать, слишком искусственными. Эх, сама же всё сделать хотела.
– Ну-ну, не вешаем нос. Тем более такой симпатичный. Как шутил полковник Садовский: «Опытная жена следователя всегда найдёт улики измены, а если не найдёт, то подкинет». Теперь меня подкидывать будем. Авось и изловим злодейку. Драйва нам в помощь.
– А разве не бога? – Катя улыбнулась.
– Ты его видела, бога-то? Химик же, почти дипломированный, понимать должна природу вещей. Ну что, по рукам, Катюха, покажем им всем настоящего Шекспира?
8
Слух разлетелся мгновенно. Даже лежачие у сестричек любопытствовали. У Стаси Петровны огромная квартира на Фрунзенской! Дорогущая коллекция фарфоровых пастушков! Один такой у неё за стеклом в шкафу стоит. И дочь, оказывается, есть, но тридцать лет как в Штатах осела! С матерью, фифой-следаком, она, понятное дело, не в ладах. Вот вам и старушка-веселушка! Вот вам и кисель с рыбою!
Акулова заявилась к Стасе под вечер. Привезла из столицы подарки. Белёвскую пастилу, шоколадные трюфели и бутылку «Амаретто». Мириться пришла.
Стася строго наказала Кате не светиться, ждать за дверью, дать время паучихе наплести свои сети, а сама включила на запись телефон. «Первое правило ловли на живца какое? Терпение! А второе? Ещё раз терпение. Держим покерфейс. Спугнёшь, и всё, конец игре».
Разговор минут двадцать тёк почти неслышно. Потом голоса стали различимы. Гул нарастал. Акулова сердито тараторила, Корнилова резко отвечала.
Спустя ещё полчаса послышался сдавленный крик. Хлопок. С грохотом упала ваза с цветами. Нарциссы были сигналом, знаком и предназначались как раз для такого случая. Катя распахнула дверь и в ужасе уставилась на борющихся женщин. Врачиха, широко расставив ноги, нависла над креслом и зло материлась. Под ней хрипела почти съехавшая на пол Корнилова. Квадратная белая спина главврача выглядела великанской, а снизу нелепо пританцовывали миниатюрные костлявые Стасины ножи, всё ещё обутые в тапочки с помпонами. Рядом валялись ножницы. Игра, похоже, перешла в фатальную стадию.