Ксендзы читали молитвы, взывающие к Святому Духу, в другом месте пели
Никогда поле не было более тихим, а люди более спокойными.
По окончании молитв долгое время ни одно воеводство начинать даже не хотело.
Оглядывались одно на другое.
Время проходило на таком прослушивании и рассматривании.
Чарнковский, который крутился около маршалка, получил от него информацию, что лучше было не спешить с императором, а оставить его под конец, когда все иные уйдут ни с чем.
Высланные на разведку от шатра к шатру люди, прислушивались напрасно. Везде шептались и потихоньку совещались.
В королевском шатре также только бесконечные речи говорились, выводов которых не в состоянии дождаться, шляхта одходила утомлённой.
– А что? – спросил Талвощ, стоящий с мазурами.
– Воду кипятят паны! – отпарировал возвращающийся шляхтич.
Затем, а было это уже под вечер, мазуры, пошептавшись между собой, собрались в кучку и довольно несмелыми голосами начали кричать: Генрих, Генрих!
На этот голос отовсюду сбегались любопытные, но никто не пошёл за ним, прозвучал безуспешно и шарачки, устыдившись, что так напрасно вырвались, замолчали.
В других землях и воеводствах в этот день не отозвались ещё в пользу кого-нибудь. Умы были беспокойные и неуверенные в том, что делать.
Мазурам, действительно, не удалось, но они вовсе этого к сердцу не принимали. Конечно, им было радостно, что опередили иных.
Один другому говорил:
– Завтра крикнем громче. Пусть другие, кого хотят провозглашают, мы при своём останемся.
В замке скоро узнали о событии этого дня. Принцесса вышла к Талвощу, который прибежал запыхавшийся, разгорячённый, с упадком сил, но весёлый; она выслушала реляции, но по бледному лицу её ничего нельзя было узнать – так над собой пановала. Не сказала ни слова, хотя пани крайчина и иные пани начали сразу расспрашивать, выкрикивать, утешаться и беспокоиться.
Видя литвина чрезмерно измождённым, вытирающим с лица пот и спешащим вернуться в лагерь, потому что и ночью он должен был работать на завтра, велела Доси ему подать кубок вина, поблагодарила за новость и, задумчивая, неспешным шагом ушла в спальню, потому что час пароксизма приближался.
Чуть только Талвощ исчез, оставляя после себя чрезвычайно взволнованные умы всего двора, потому что не все были посвящены в то, чего себе желала Анна, когда появился референдарий Чарнковский, хмурый как ночь, и, найдя крайчину в комнате одну, навязавшись, начал вымаливать, чтобы мог увидеться с Анной и говорить, прибавляя, что это ему было срочно необходимо.
– Но наша принцесса вроде бы уже в постели и эта несчастная лихорадка в любую минуту подойдёт.