Когда вечером на смену пришла бригада, незнакомый Николаю машинист покосился на новичка и, подкручивая рыжий ус, спросил у Круговых:
— Как съездили?
Сергей Александрович, подмигнув Николаю, сказал:
— Как следует.
На прощание Круговых пожал Николаю руку, поинтересовался:
— Как тебя зовут?
— Николаем.
— А отца?
— Александром, — ответил Николай.
— Так. А где твой батя работает?
— Нет у меня бати, — наклонил голову парень. — Детдомовец я.
— Вот оно что! — протянул Круговых. — А ты в шахматы, случайно, не играешь?
— Играю, — ответил Николай. — В училище первое место занимал.
— Вот и хорошо! Отдохнешь, приходи ко мне. В общежитии тебе каждый расскажет, где я живу.
С наступлением темноты глаза машиниста казались добрее, от них лучами разошлись набившиеся угольной пылью полоски морщинок.
Из душевой до общежития Николай шел медленно, наслаждаясь свежестью летней ночи. И яркие звезды ему огнями светофоров приветливо мерцали, и земля, будто пол в паровозной будке, покачивалась под ногами, как бы сама плыла навстречу…
Много после этого утекло воды. Два с половиной года, до самого призыва в армию, работал Николай с Сергеем Александровичем. Бывали рейсы и потяжелее первого. Давали иногда уголь из остатков штабеля, наполовину с землей — на каждой стоянке топку чистить приходилось. Или брались провести поезд по участку без остановки для набора воды. Сорвешься — позор на всю дорогу. Но проводили.
Оба немногословные — Круговых и Колосов — быстро привязались друг к другу. Николай часто бывал у своего машиниста дома. Играл с Сергеем Александровичем в шахматы или, взяв из домашней библиотеки книгу, уходил в огород, садился под кусты ирги и по целым дням читал. Как-то получилось, что Николай ни одной покупки не делал без совета Елизаветы Ильиничны.
Иногда прощаясь после рейса, Сергей Александрович сообщал:
— Завтра обязательно приходи к нам.