Но однажды Зорин возвратился с работы бодрым, отогрел руки около круглой, обитой черной жестью печки и, к удивлению всех, не лег спать. Согревшись, вышел на улицу и направился к штабному бараку. Найдя дверь заместителя командира батальона по политчасти, постучал. За столом сидел полнолицый майор с седеющими волосами.
— Разрешите, товарищ майор? Рядовой Зорин.
Майор внимательно посмотрел на вошедшего.
— Зорин? Это вы ребят дорогой веселили?
— Так точно! — вытянулся Валерий.
Майор оживился:
— Мне о вас рассказывали. Молодец!
Лицо Валерия просветлело.
— Так вот, я в ансамбль хотел…
— Ансамбля у нас нет, — мягко перебил его майор, — а свою художественную самодеятельность при батальоне мы создадим и руководитель уже есть. Консерваторию в Ленинграде закончил. Теперь надо способных хлопцев подобрать, вроде вас. Вы тоже учились?
— Нет, — упавшим голосом произнес Валерий, — так я… после работы.
— Не беда, — подбодрил его майор, — и здесь вы после работы будете заниматься. Времени хватит.
Зорин опустил голову. Мечта об ансамбле провалилась.
— «Нашли дурака, после работы, — думал Зорин, возвращаясь в барак. — Что я им, двужильный?»
На другой день Валерия положили в санчасть. Поморозил ноги. Почти всю зиму с небольшими перерывами Зорин пролежал в батальонной санчасти. На работу его больше не посылали, заставляли топить печки. Он побледнел, похудел, и Николай жалел его. Не помогало Зорину ни усиленное питание, ни богатые посылки с продуктами из дому. Врачи стали подозревать у него заболевание легких. Хотели отправить в окружной госпиталь, но Валерий запросился домой. В их городе есть знакомый профессор, который лечит туберкулез. Вот если бы отпустили домой.
В апреле Колосов провожал своего земляка до станции. Дорогой наказывал передать привет знакомым в депо, по-дружески советовал беречь себя. Зорин вдруг остановился.
— Ладно, Коля, возвращайся. Дальше я сам донесу. Спасибо.
— Ты же слабый. Тяжело тебе, — возразил Николай, не отдавая чемодана, но, взглянув на Зорина, замолк. Многие безнадежно больные ведь не любят, когда напоминают им о их беспомощности.
— Ты что, жалеешь? — усмехнулся Зорин. — А мне тебя жалко. Долго тебе еще здесь припухать.
— Припухать? — удивился Колосов. — Мне здесь не тошно. — И видя, что Зорин в сомнении покачал головой, заговорил убежденнее: — Скоро батальон паровоз получит — на него перейду. Домой с правами приеду.