Соломерецкий отпрянул, взял шапку и направился к двери, ещё гневный; каштелян его остановил.
— Ваша светлость, будьте любезны помириться, забудьте прошлое.
— Хотите, чтобы я до дна выпил приготовленный вами стыд?
— Разве это стыд — признать свою ошибку?
— Брат! — воскликнула, подходя, княгиня. — Брат, после стольких лет не простишь меня ещё? Меня, которая столько выстрадала по твоей вине, ребёнка, от ласк которого я должна была отказаться из-за тебя, князь?
— Я признал ребёнка, важный брак, — сказал хмуро брат, — чего вы ещё можете от меня требовать? Мой позор вы поставили высоко, чтобы его все видели; вам захотелось в глазах света покрыть меня срамом. Вы сделали то, что пожелали, радуйтесь, но не требуйте больше ничего и не называйте меня братом.
Княгиня остановилась, он вновь повернулся к двери, духовные лица начали его сдерживать и уговаривать, он сопротивлялся.
— Никогда, никогда, — сказал он. — Я сделал всё, что было нужно, больше — никогда.
— Мы, мой сын, — воскликнула Анна, — и я от его имени хотим освятить памяткой этот великий для нас день; прошу, примите от нас этот подарок.
— Подарок! От вас? Ещё один позор, который нужно пережить! Мне ничего от вас не нужно, ничего! Понимаете?
И, разорвав поданную Анной бумагу, он растоптал её ногами и с презрением на неё плюнул.
Это несгибаемое сопротивление присутствующие напрасно пытались сломить; казалось, что всё более раздражённый их замечаниями, просьбами, мягкостью княгини, он впал в более сильное неистовство.
Даже Зборовские, приятели, отступили от разъярённого, и, вскоре оставшись один у двери, он резко побежал от неё в безумии. Он добежал до своих коней во дворе и помчался, скрежеща зубами.
VIII
Бой
Выйдя из кареты, князь уже хотел войти на порог своего дома, когда дорогу ему перегородил мужчина и встал в двери так, что закрыл ему проход.
— Прочь с дороги, — воскликнул, сильно толкая его, Соломерецкий.
Незнакомец, покрытый до глаз плащом, не отошёл ни на шаг, ногами опёрся об один косяк, головой — о другой, вытянулся, не двигался.
— Прочь, прочь! — повторил князь, толкнув его ещё сильнее, и повернулся к слугам.
— Словечко, ваша светлость.