Тогда утром — а была уже осень — я вышел, укутавшись епанчой. Не доходя до костёла, гляжу, моя Лухна идёт маленькими шажками, с опущенной головкой, задумчивая, прямо также к собору Св. Троицы. За ней шла не тётка, но старая служанка, которую я знал, и которая была со мной, как все в доме, в дружеских отношениях.
Я приблизился к ней. Она сперва отпрянула, как в испуге, я заметил покрасневшие и будто бы заплаканные глаза; она схватила меня за руку.
— После святой мессы, — сказала она изменившимся голосом, — встань на паперти, мне очень срочно нужно тебе кое-что поведать. Сам Бог тебя сюда привёл…
Меня кольнуло тяжёлое предчувствие… я видел уже, что нас ждало что-то плохое. Я молился тем горячей, а Лухна, на которую я иногда поглядывал, казалась взволнованной. Едва ксендз нас перекрестил, а она поднялась, я ждал её у святой воды. Она дала знак служанке, мы отошли немного в сторону.
Она долго стояла, не в состоянии заговорить, наконец нашла в себе голос, дрожащий и тихий.
— Нам нужно расстаться, — сказала она, — расстаться, может, навсегда. Только вчера я случайно узнала, что тебе угрожает великая опасность, а меня использовали, чтобы тебя втянуть в неё. Не следуй с нами и за нами! Уверяю тебя! Они ждут этого! Ты бы света больше не увидел! Не скажу тебе остального, потому что не стоит… но откажись от Лухны… подадим друг другу руки и будь здоров навеки.
Из глаз её покатились слёзы, я потерял дар речи.
— Откуда, каким образом ты только вчера об этом узнала? — спросил я.
— Уже ночью, когда была в кровати, а тётка думала, что я сплю, — сказала она потихньку, — приехал старый слуга пани Новойовой.
— Тот, обросший, как медведь? — прервал я.
— Он самый, Слизиак, — продолжала дальше Лухна, вытирая слёзы. — Начали говорить с тёткой о том, а она хвалилась, что с моей помощью уже имела тебя в руках. Я онемела, услышав, чем Слизиак угрожал, и решила, хоть бы мне пришлось бежать в замок, предостеречь тебя и объявить.
Девичья жалость сделала меня таким жестоким, что я начал рвать на голове волосы. Затем я ударился в жалобу на свою судьбу, которая дала мне счастье только на минутку, чтобы его навеки потерять.
— Может ли такое быть! — сказал я. — Мне не остаётся ничего другого, только одеться в облачение монаха и посвятить Богу остаток никчёмной жизни.
Лухна сквозь слёзы старалась меня успокоить.
— Кто же знает, — сказала она, — как позже всё обернётся? Если захотят выдать меня замуж, не вынудят так легко… сделаюсь больной, и тому, кого мне предложат, буду противна. Мы оба подождём, я клянусь быть тебе верной до конца, ты — мне, а остальное поручим Богу. Он смотрит на сердца, и знает, что должен быть к ним милосерден, нам в помощь придёт.
Так мы дали друг другу слово, оба обратившись к алтарю; а так как старая служанка давала знаки, Лухне пришлось вернуться; мы прошли с ней часть дороги, не говоря уже ни слова, потому что отчаяние сжимало мне горло; мы попрощались.
— Не приходи больше, — шепнула она мне. — Только в замке дай знать кому-нибудь из челяди, что король забрал тебя с собой на охоту, или выслал в свет.
Так закончилось моё первое в жизни счастье.
Когда я пришёл в замок, я был так подавлен, что Задора, увидев это, подошёл с руганью.
— Не будь глупцом, — сказал он. — Отряхнись и плюнь на это. Девушка сожаления не стоит, раз дала себя использовать такой приманкой…
ebooksa