Алеф

— Как угодно.

Проводник втыкает между губами сигарету, щёлкает зажигалкой и глубоко затягивается.

— Звёзды, — говорит он, указывая за окно, — это души умерших. Они смотрят на нас — на тех, кто ещё не успел присоединиться к ним. В такие ночи древние приносили богам кровавые жертвы. Теперь это считается варварством.

— В наше время религия вообще не популярна.

— Как сказать. Для кого-то она — настоящее спасение. Смотрите, что он сделал с мухами, — Марк показывает в угол комнаты. — Теперь они вряд ли когда-нибудь зажужжат.

В темноте я замечаю небольшую пыльную паутину с пойманными в неё насекомыми.

— Чем не алтарь? — спрашивает Марк.

— Паук не поклоняется богам.

— Конечно, поклоняется. Каждым своим движением он утверждает миропорядок, установленный ими.

— Как и мы.

— Само собой.

— Но в любом случае, паук делает это неосознанно, потому что не верит в богов.

— А вы?

Марк смотрит на меня секунд пять. Не дождавшись ответа, он проходит на середину комнаты и, поплевав на пальцы, поворачивает лампу.

Свет гаснет. Я не вижу ничего, кроме оранжевого огонька тлеющей сигареты. Зато слышу шелест порхающих вокруг крыльев.

— Идёмте, — говорит Марк, направляясь к двери. — Теперь пора.

Город освещён миллионами острых звёзд, электрических фонарей, окон, вывесок и автомобильных фар.

В чёрно-синем небе молочными пузырями проплывают рекламные таблоиды. На улицах полно людей. Большинство выглядят нарядно, даже слишком. Жители Киберграда спешат получить удовольствие, насладиться жизнью — сделать то, что не успели в течение дня.

Машины, уставив в темноту напряжённые глаза, с утробным гудением пролетают мимо, похожие на возвращающихся в улей пчёл.

Мы давно покинули Площадь Семи Консулов и идём мимо похожих друг на друга типовых домов одного из новых районов Кибергарада. Здесь растут эвкалипты, липы и кипарисы, а также экзотические деревья, названия которых мне не известны. В виртуальности нет нужды учитывать климатические условия — значение имеет лишь желание дизайнера.