Алеф

22
18
20
22
24
26
28
30

— Десять тысяч настоящих денег и сто тысяч виртуальных кредитов.

— Товар с правом на бесконечное копирование? — уточняю я.

— И индивидуальный ценз, — кивает Фадук.

Деньги большие, но оно того стоит. Если не пригодится против киборга-убийцы, может понадобиться потом. В крайнем случае, перепродам. Надо будет только заплатить ассасинам за изменение ценза — программы, которая позволяет пользоваться вирусом только мне.

— Я согласен. Когда будет готово?

— Послезавтра, — обещает Фадук.

— Отлично, — я встаю. — Нужно внести предоплату?

— Да, половину, — клерк разворачивает терминал ко мне.

Я вставляю кредитку и перевожу на указанный ассасином счёт пятьдесят тысяч кредитов и пять тысяч реальных денег. Поскольку виртуальность связана с Сетью, в ней можно управлять любыми счетами, так что это не проблема.

— Благодарю, — говорит Фадук, проверяя состояние счета Аламута. — Самовывоз или прислать вам посылку?

— Лучше посылку.

— Как угодно.

Я выхожу из кабинета. Клерк не провожает меня — здесь это не принято. Дивы по-прежнему таращатся на меня в полутьме: не пытаюсь ли я вынести то, за что не заплатил. Но я чист, как дитя, и спокойно прохожу мимо них по коридору.

Покинув башню, ступаю на мост и добираюсь до автомобиля.

Защитные системы замка скрыли мой визит, так что безопасники не знают, кто посещал Аламут. Разве что они следят за пространством вокруг башни, но это маловероятно, да и ассасины наверняка как-то позаботились об этом. Может быть, воронье, кружащее над замком, создаёт помехи, или применяется ещё какой-то способ, но до сих пор Конторе не удавалось вычислить клиентов Аламута.

Я еду домой, в свой особняк. Собственно, бортовой компьютер знает дорогу, и необходимость вести машину отсутствует, так что я вызываю в сознании меню. Выбрав «Выход», отключаюсь от виртуальности, стаскиваю с себя шлем и комбинезон, отправляюсь в душ, затем — в кровать. Ужасно хочется спать, и я проваливаюсь в объятия Морфея, едва голова касается подушки.

Глава 8

Мария бросила меня из-за того, что я якобы наживаюсь на смерти. Именно она открыла мне печальный факт, что люди редко приносят друг другу радость, даже если любят друг друга.

Можно сколько угодно рассуждать о любви и гармонии семейных отношений, но зачем? Мы потеряли свой рай ещё на заре времён, и с тех пор цепляемся за минутные радости, а потом оглядываемся назад и не можем понять, на что растратили жизнь.

Человек обречён на одиночество. Только он понимает себя, только он любит себя, только наедине с собой он в безопасности.