Какой простор! Книга вторая: Бытие

22
18
20
22
24
26
28
30

После того как дерево скрылось за чертой горизонта, Бондаренко жалостливо добавил:

— А мальчишке моему и было всего пятнадцать лет, две недели и четыре дня. Небольшой срок для человека.

Кулак ответил:

— Человек должен жить, как цветы растут, не бояться смерти, не бояться, что кто-то наступит ногой, изломает или сорвет. Все равно как цветы господни, все мы рано или поздно увянем и превратимся в прах, в удобрение для будущей жизни.

— Природа каждому определяет срок, — проговорил ветеринар. За годы отсутствия Ивана Даниловича в этом крае хутор и село как бы приблизились друг к другу: по краям их выросли новые хаты.

Куприево казалось вымершим. Ни одна собака не встретила сани лаем. Накануне в хозяйстве местного кулака Бровы сгорела соломенная клуня, дым и сажа от пожара осели на землю, и даже снег на улице был пепельно-серый.

— Погоняй, Назар Гаврилович, к сельсовету, — сказал притихший Бондаренко, покусывая соломинку.

Сани проехали по бугру — богатой стороне села, мимо кирпичных домов под оцинкованными крышами, с наглухо закрытыми ставнями, мимо церкви, поблескивающей крестом с золочеными подвесками. Федорец придержал утомленных коней, и они охотно перешли на шаг. Сердце старика застучало сильнее: он бывал здесь в каждом доме, знал каждого жителя по имени-отчеству. Вот они выстроились в ряд, словно крепости: кирпичные хоромы Семипуда, Козыря, Живоглота, Каина! Не так-то легко советской власти опрокинуть их, ведь камень тоже пускает корни в землю.

Сани поравнялись с усадьбой лавочника Бровы. У дубовых, почерневших от времени ворот по-прежнему, как часовые, стоят два пирамидальных тополя, по-прежнему деревянный забор надежно скрывает дом от взоров чужих людей. Только нет уже в доме гостеприимных и гордых хозяев, остались одни немощные бабы. Двужильный старик Брова сгинул от руки сына, а потом и сына постигла отцовская участь — словно пса, застрелил его на станции механик Иванов, будь он трижды проклят!

«Где он сейчас, этот Иванов? — подумал Федорец. — Где его сын? И доведется ли мне еще по-настоящему сразиться с ними?» Ведь это от таких, как он, пошла диктатура пролетариата, от которой нет ему, Федорцу, никакой жизни.

Кони промчались по высокой гребле мимо ставка, разделившего село на две половины — бедную и богатую, и Федорец лихо подкатил к украшенному красным флагом сельсовету, помещавшемуся в бывшей расправе. Никто не встретил приезжих.

Не спеша вошли. В помещении ни души. Только в нетопленой комнате председателя, на полу, рядком один к другому, лежат шесть окоченевших трупов, накрытые грубым рядном.

Грицько Бондаренко, поеживаясь от сырого холода, оглядел серые, неуютные стены, украшенные яркими плакатами, прочитал вслух:

— «Записался ли ты в Красную Армию?», «На коня, пролетарий!», «Добьем Врангеля…». Н-да. Все это уже пройденный этап. Нужны современные лозунги, а новое медленно просачивается на село. — Он нагнулся над иссиня-темными лицами мертвецов. — Татьяна Листопад с двумя детишками! Вот как, выходит, закончился революционный род Павла Листопада. Что ж они так лежат? Люди ведь. Схоронить надо.

— Схоронят и без тебя, — буркнул Федорец, постукивая кнутовищем по голенищам меховых сапог. — Голова сельсовета Отченашенко только тем и занимается, то мертвяков прибирает. — Старик подошел к столу, взял ученическую тетрадь, лежавшую там, громко прочел: — «Журнал померших от голода и тифа жителей села Куприево». — Перелистал несколько замусоленных страниц. — Много их господь бог прибрал, этих жителев.

Не сговариваясь все четверо вышли из сельсовета, пропитавшегося приторным чадом тлена, с облегчением вдохнули чистый воздух.

— Ну, как будто прибыли по назначению. Вы оставайтесь здесь, а я отца Пафнутия к матушке мигом доставлю, заждалась, наверное. — Назар Гаврилович подмигнул попу и, усадив его в сани, хлестнул застоявшихся лошадей.

Натянув поводья, кони помчались на майдан, к церкви, напротив которой курганом маячил каменный поповский дом. До революции на этом майдане каждую осень топталась людная ярмарка, на которую еженедельно съезжались крестьяне со всей волости.

— Плохи наши дела, — сознался Бондаренко, — ой как плохи!

— Зайдем вон в ту хату, обо всем расспросим людей, — предложил Иван Данилович и показал рукой на аккуратно подсиненный домик, полускрытый вишневым садом.