— Если назначат, сочту за честь решать такую задачу вместе с Сергеем Тарасовичем.
— Хорошо, мы рассмотрим эту просьбу. В добрый путь, товарищи, — сказал, обращаясь ко всем, Коломенский, прекращая разговор, и вышел из-за стола.
Пока участники совещания расходились, министр отвел Косачева в сторону, дружески пожал руку:
— Поздравляю, Сергей Тарасович. Не ожидал такого поворота? Теперь держись.
— Поддержите меня в одном деле, Павел Михайлович, — перебил министра Косачев. — Я насчет Пронина. Мне он вот так нужен!
Павел Михайлович хитровато засмеялся:
— Знаешь, кого выбирать! Пронин отличный работник, с годами до твоего ранга дотянется. По-моему, вопрос о его назначении решен. Видел, как реагировал Коломенский?
— Ну все-таки в случае чего. А вдруг начнет отказываться?
— Обещаю полную поддержку, — твердо сказал министр. — Смотри, не сломай себе шею. Поднял знамя, так неси, не споткнись. — Он ободряюще оглядел Косачева с ног до головы.
— Не пойму я тебя, Павел Михайлович, — сказал Косачев. — Ты за меня или против?
— Боюсь я, Косачев, — засмеялся министр. — Сам шлепнешься и меня подведешь. Да ладно уж, ты любишь рисковать, а я на таких полагаюсь. Не смею удерживать более, возвращайся на завод, берись за дело.
Они простились, довольные друг другом.
Как ни хотелось Косачеву еще раз повидаться с дочерью и внуком, ему не удалось выкроить ни минуты. Попрощавшись с Тамарой по телефону, он в тот же день к вечеру улетел домой, полный горячего нетерпения немедленно взяться за дело, к которому готовил себя всю жизнь.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
У Косачева уже давно вошло в привычку во время полета обдумывать важнейшие моменты своей работы и жизни. По пути в Москву он каждый раз собирался с мыслями перед важным разговором в главке, в министерстве или в Совмине. Возвращаясь домой, прикидывал, как вести дело дальше, с учетом споров, дискуссий и решений, принятых в Москве. Только во время полета Косачев был относительно свободен и мог сосредоточиться. Оказавшись в самолете, он чувствовал себя огражденным от мелких, хлопотливых дел, возникающих в повседневной суете и текучке. Тут никто не помешает, не отвлечет, да и сам не вскочишь и не побежишь в цех, тут не зазвонит телефон, не придут люди со срочными делами. Сиди и думай, соображай, вспоминай, прикидывай. Другого случая для спокойного размышления не будет, завод закрутит, завертит, понесет в потоке больших и малых неотложных дел.
На этот раз Косачев сидел в кресле прямо, молодцевато, без тени усталости на лице, будто и не собирался долго рассиживаться. Хотелось поскорее оказаться на заводе, сразу же приступить к делу.
«Хорошо бы теперь не сорваться, дойти до конца, сделать все, как наметил и рассчитал, — думал Косачев. — Это венец моей жизни, и ничего мне другого не надо».
Он все еще был во власти того необыкновенно будоражащего душу чувства, с которым ушел с совещания, вспомнил Пронина, последний разговор с министром. «Нелегкую ношу я взял на себя. Да что делать? Бывало и не такое».
Самолет беспрерывно гудел и содрогался. Его рокочущий шум вызвал в памяти Косачева завывание шквального ветра страшной зимы сорок первого — сорок второго года. Тогда Косачеву было поручено строительство новых заводских корпусов на степном пустыре, куда подвозили на машинах и стаскивали волоком на заледенелых бревнах оборудование, эвакуированное из Подмосковья. Теперь невозможно представить, как все это свершилось. Это был нечеловеческий труд. Работали изможденные женщины, старики и подростки, голодали, мерзли, валились с ног. И он, Косачев, не отделял себя от других, вместе со своей женой Анной день и ночь был на стройке. Их восемнадцатилетний сын Анатолий уже полгода воевал на фронте, а маленькая Тамара, которая была с ними, одна весь день оставалась в холодном, сыром помещении. Топить было нечем, иногда удавалось раздобыть несколько хворостин или обломки досок, с трудом разогреть железную буржуйку, которая тут же остывала, как только угасал огонь.
ebooksa