Косачев ничего не ответил. Молча сидел у плиты.
— Кто там, Сережа? — громче спросил женский голос.
— Газеты принесли, — сказал он наконец странным голосом, которого сам испугался. Склоняясь над печкой, нарочно позвякивал заслонкой, будто ничего не случилось, показывая, что он просто занят обычным делом.
— Письма́ от Толика нет? — спросила жена.
Косачев, ничего не отвечая жене, вскрыл конверт, опустившись на корточки совсем близко к огню. Безжалостные, как выстрел, слова ударили в сердце: «…Ваш сын Анатолий Сергеевич Косачев погиб смертью храбрых в боях за город Харьков…»
Косачев едва не вскрикнул от боли, закрыл глаза. Все уходило из-под ног, он куда-то проваливался, падал в пропасть.
— Что же ты молчишь? — снова спросила из-за ширмы жена. — Я опять видела Толика во сне. Такой ласковый, веселый. Прибежал в дом и говорит: «Мамочка, мне папа купил новую книжку с картинками…»
Пересказывая тревожный сон, она вставала с постели и, зябко поеживаясь, одевалась. За ширмой мелькнула ее рука, потом поднялись кверху обе руки, она стала надевать через голову темную шерстяную кофту.
Косачев, не поднимаясь с колен, медленно поднес письмо к огню, горестно смотрел, как пламя охватило жалкий бумажный листок, лизнуло его красным языком, превратило в пепельный прах.
Уже одетая и успевшая заколоть длинные волосы, Анна Григорьевна вышла из-за ширмы, вслед за ней появилась и Тамара. Достав из тумбочки банку с молоком, кружку, кусок черного хлеба, мать усадила девочку за парту, как за стол, поставила перед ней еду:
— Ешь, доченька, ешь.
Накинула на плечи дочке теплый платок, взяла чайник с водой, понесла к печке.
— Я была уверена, что нынче получим письмо от Толика, — говорила она усталым голосом, обращаясь к мужу, сидящему на полу, спиной к ней. — Со мной уже не раз так случалось: как увижу сон, обязательно исполнится. Может, еще придет письмо к вечеру.
Косачев сидел неподвижно, согнувшись, смотрел на огонь и пепел, оставшийся от горестного письма.
— Пришло, — тихо сказал он в ответ на слова жены. — Пришло письмо, Аня. Только я нечаянно уронил его в печку. Сгорело наше письмо.
— Господи! И не успел прочитать? — тревожно спросила жена. — Как же ты так?
— Успел, прочитал. Храбро воюют наши… И Толя отличился в бою. Вечная ему… слава. Храбрый мальчик.
Анна Григорьевна с недоумением и тревогой смотрела на крутой затылок мужа, на его большую голову, покрытую непокорными седеющими волосами.
— Да как же ты уронил, Сережа? Ну как же ты? Какой неосторожный!
Большой, грузный и тяжелый, Косачев сидел на полу, не разгибая спины, молчал.
ebooksa