Кабера сидел за спиной Юлия, сохраняя молчание и не подавая признаков жизни. Промокшая одежда облепила исхудавшее тело, старый лекарь дрожал. Так они и подъехали к дому, с которым было связано столько воспоминаний.
Цезарь спешился у ворот и подождал, пока их не откроют. Теперь он точно знал, что не хочет входить, но завел лошадь во двор, чувствуя, как подкашиваются ноги.
Солдаты Перворожденного с застывшими лицами приняли у него поводья. По потокам воды, низвергающимся с водостоков, Юлий молча прошел к главному зданию поместья. Кабера смотрел ему вслед, держа поводья и чувствуя, как теплые губы лошади хватают его за пальцы.
В доме Юлия встретила Клодия с окровавленной тряпкой в руках. Изможденная, бледная, с черными кругами под глазами, женщина вздрогнула, увидев его.
– Где она?.. – спросил Цезарь.
– В триклинии, – ответила Клодия. – Господин, я…
Юлий прошел мимо и остановился в дверях.
В изголовье простой кровати горели факелы, освещая лицо Корнелии. Он подошел к жене, чувствуя, что его начинает бить дрожь. Ее уже вымыли и одели в белые одежды. Лицо не накрашено, волосы увязаны на затылке.
Цезарь коснулся кожи на лице покойной и поразился ее нежности.
Она действительно была мертва. Глаза слегка приоткрыты, из-под век видны белки. Протянув ладонь, он попытался опустить ей веки, но когда убрал пальцы, они приподнялись снова.
– Прости, – прошептал Юлий, и в треске факелов слово прозвучало очень громко. Он взял ладонь жены в свои руки и, сжимая окоченелые пальцы, опустился у ложа на колени. – Прости за то, что тебя погубили… Ты никогда не имела отношения к этому. Прости за то, что не спрятал тебя. Если слышишь, прости. Я люблю тебя, всегда любил…
Цезарь склонил голову. Волна стыда поглотила все его существо. Этой женщине, которой он клялся в любви, при последнем расставании довелось услышать от мужа только злые слова. Такую вину искупить невозможно. Он был слишком самонадеян, рассчитывая уберечь ее. Откуда явилась уверенность, что она будет с ним всегда, что ссоры и обидные слова ничего не значат? А теперь Корнелия ушла, а он рвет на себе волосы и радуется боли, которую сам себе причиняет. Как он хвастался перед ней! Его враги падут, она будет в безопасности…
Цезарь поднялся с колен, по-прежнему не отводя взгляда от жены.
Внезапно тишину нарушил голос Клодии:
– Нет! Не ходи туда!..
Юлий повернулся; рука потянулась к мечу.
В триклиний вбежала его дочь, Юлия, и остановилась, увидев отца. Он инстинктивно шагнул навстречу, стараясь загородить тело жены, поднял девочку на руки и крепко прижал к себе.
– Мамочка ушла, – прошептала Юлия, и Цезарь затряс головой, не в силах сдержать закипающие слезы.
– Нет-нет, она еще здесь и очень любит тебя, – произнес он, поборов рыдания и целуя ребенка.
Люди Помпея едва не задыхались от зловония, которое исходило от человека, попавшего к ним в руки. Пальцы легионеров чувствовали, что плоть, спрятанная под плащом, почти не держится на костях, и, когда они попытались откинуть капюшон, человек зашипел, словно с него хотели содрать кожу.