– Существует довольно много подозреваемых, но все равно все как-то не сходится. Как будто чего-то не хватает. Какого-то компонента.
Ханна встала и прошлась по комнате. Йорн провожал ее взглядом.
– Орудие убийства?
– Тупой предмет. Не найден.
– Подозреваемые?
– Отец, любовник-гомосексуалист, бездомный, который случайно присутствовал при обнаружении тела и у которого на голове есть шишка – долгая история.
– Свидетели?
– Бездомный с шишкой.
– Мотив?
Ханна застыла. Черт, а ведь он прав. Почему она сама об этом не подумала? Йорн ответил за нее:
– Любовник – из ревности, отец – из стыда, бездомный – гомофоб. Как по мне, все это сильные мотивы.
Ханна снова присела.
– Но ты их не знаешь. Йонни дружелюбный и не ревнивый, отец мог испытывать чувство стыда, но обожал своего единственного сына, а бездомный слишком мил, чтобы быть гомофобом.
Йорн покачал головой, не в силах сдержать улыбку.
– Я-то думал, что твой цинизм и недоверие к другим могут стать преимуществом в описании криминальных дел. Оказывается, ты на самом деле мягкая, как масло.
– А кто говорит, что я страдаю недоверием к другим?
– Ты сама сказала. В одном из интервью в «Политикен»[35] пару лет назад.
Ханна почувствовала, что это заявление как-то странно льстит ее самолюбию. Йорн читал интервью с ней. И в то же время она готова была его убить – мягкая, как масло! Он и говорит как пишет – сплошные долбаные клише. Она сделала попытку оправдаться.
– Мое недоверие следует толковать скорее в абстрактном плане – как недоверие к человечеству вообще.
Йорн покачал головой и издал уголком рта отвратительный звук.