Десс критически посмотрела на бесконечную белизну лежащей перед ней бумаги.
Что же, нужно было во что бы то ни стало найти третий вариант. А для этого ей требовалась информация.
***
А так ли всеведущ был досточтимый Конклав?
Иногда казалось, что каждый закуток Шпиля им был досконально известен. Ведь то было детище их отцов.
Но были и особенные места – бесхозные и неприкаянные. Кто-то, чьи мысли привыкли во всем различать следы злого умысла, назвал бы их подозрительно забытыми, но… Как знать, быть может, и Шпиль умел хранить свои секреты?
За все двадцать четыре года своей жизни Десс так и не смогла понять, любила ли она выходить в свет.
С одной стороны, так она могла увидеть людей. С другой стороны, так ей приходилось видеть людей.
В зависимости от невыносимости ее бытия на конкретный момент времени, одни и те же личности могли подвергнуть ее хрупкий внутренний мир категорически полярному воздействию, что делало Десс совершенно несносной даже в собственных глазах.
К сожалению, она ничего не могла с собою поделать. И это было ужасно.
Сегодняшний день совершенно однозначно попадал в категорию дней, идеальных для полного затворничества, однако Десс, будучи всегда немного выше низменных позывов своей души, уже не единожды наступила на горло собственной слабости в те минуты, когда наступала пора действовать.
И действовать, увы, без всякого права на промедление.
Ах!
Разумеется, она вздохнула. Глубоко и достаточно горько.
Еще бы, ведь день официально был признан кошмарным: Шпиль грозил развалиться на куски, Десс совершенно не кому было на это пожаловаться, а до Архивов Рикардо Брокки было целых три квартала пути. Три квартала и две площади, если быть точной – площади еще нужно было пересечь.
Как бы то ни было, а неизменная шляпка слетела с комода и приземлилась на ее гладкую шевелюру. Прямо поверх несносных рожек…
Ох, лучше о них даже не думать! Как будто и без рожек у Деспоны не хватало проблем! Теперь вот еще конец света…
Хватит! Нужно было сосредоточиться на насущном.
Спустя множество одиноких ступенек и еще больше хаотичных мыслей, Деспона ДиМарко очутилась на улице. Солнечно-ясная погода тут же встретила ее ослепляющим каскадом лучей и приторно-душным воздухом, но Десс не позволила ей сбить себя с толку. Ибо на душе у нее пела вьюга, а на сердце множился лед.
Три квартала и две площади принесли еще больше хаотичных мыслей, и теперь, стоя перед массивной решетчатой дверью, ведущей во внутренний дворик Архивов, Десс никак не могла решить, хочет ли она прошествовать внутрь.