– И думаешь ввести нас под мандраж, Используя нахальственный шантаж?
– Зачем, помилуй. – Слава стал серьёзнее, гнев ушёл, но дикая улыбка осталась, и, в отличие от неподвижно стоявшего Клавдия, он переминался на месте, ударяясь боками о перила. – Мне нравятся твои идеи. Но метод – отравление – ну слишком прост, и если, допустим, с перерывом даже в неделю, отравятся пять человек, это как минимум подозрительно и то, что все они из нашей палаты, тоже странно. В общем много недочётов. Ты это что за один день придумал?
– Нам помнится твой гнев.
Отрёкся ты о деле нашем услыхав,
Изменишь ли ты выбор потерпев?
– Помню и не отрицаю, возвращать клятвы не хочу. Работаю не из верности, а из собственных алчных, тщеславных убеждений. – мотая рукой под одеялом, не спеша объяснил Слава
– Как ты сказал? Поверить мы
Ушам не можем. Право чудесный
Твой порыв, и нам же интересны
Его предвестье знать, любезный.
– Не убедительно играл? А жаль, сильно старался. – каменное лицо Славы смягчилось.
– А может ты глумиться
Счел приемлемым над нами?
Не смей над нами так срамиться,
Коль так, и наши очи заблестят огнями! – в глазах Клавдия, в другом течении от его слов, темнела растерянность, но он смотрел в даль, а лицо не морщилось, и как не пытался Слава понять его чувства, не выходило.
– Да хватит, перестань стесниться. Да я помогу тебе и не шучу. Да, поменял взгляд. Забудь, что Вячеслав Владимирович (он произнёс имя быстро и небрежно) тебе говорил. Я говорю, что думаю.
– Посмел критиковать ты наши планы.
Имеешь ли ты свой в противовес.
Или несёшь с собою только небесны манны.
Какой же твой в том интерес?