Какое-то время она ходила с испанцем, с которым познакомилась на какой-то стоматологической конференции. Начала ездить куда-то под Барселону, объясняя это благотворным воздействием тамошнего климата. Ей было шестьдесят, испанцу чуточку побольше, а грудь у него была мохнатой, будто у барсука.
Мать погнала его, потому что ради нее ему нужно было развестись.
Еще ее полюбил некий экспедитор, у которого была большая квартира на Коперника. Она ездила к нему, знаю, потому что когда поздно возвращался, то заметил их у него на балконе, как они ворковали над бутылочкой вина.
Этот мужик как-то к нам зашел. Я открыл, а он стоял в костюме, что твой мормон, с букетом красных роз и дурацкой улыбочкой. Мать тут же запихнула меня вглубь помещения. Шепотом она обкладывала мужика, по какому это праву он сюда приперся. А в конце порекомендовала ему катиться колбаской.
Утром я застал эти розы в мусорном ящике возле дома.
Когда я был молодой, мне даже хотелось, чтобы мать с кем-нибудь связалась, чтобы такой тип приходил к нам ужинать и так далее. Мать была бы счастлива, а я обрел бы святой покой.
Потом она перебралась в виллу, я же остался на Витомине и утратил контакт с ее потрясающей личной жизнью. Знаю, что она ворковала по кафешкам с различными мужчинами, но, скорее уж слопала бы чашку, чем впустила кого-то из них к себе.
Сам я тоже весьма люблю свиданки. Наши с Кларой были полный вперед, в особенности, те поздние, уже в браке. Олаф засыпал, я готовил креветки с базиликом или даже самые обычные макароны с оливковым маслом и пармезаном, фрукты, заслонял окна, зажигал палочки с благовониями и красные свечи, мы одевались, словно бы шли в театр, лопали с тарелок, а потом – друг с друга – на постели оставались следы от клубники.
В теплые вечера я забирал ее на крыши домов, ставил там столик и два складных стульчика, а когда идей не хватало, брали жратву на вынос и шли к морю с бутылкой белого вина. А потом открыли "Фернандо", и все закончилось.
☼☼☼
Сегодня заезжаю на виллу, а там крутится какой-то дедуля в шерстяном пальто и в фуражке, надвинутой чуть ли не на нос. Он дергал дверь и тряс сеткой. Узнал меня и спрашивает, что там у пани Хелены, потому что до него доходят какие-то страшные известия. Он настолько взволнован, что я перестаю злиться.
Вру ему, что все хорошо, что вскоре она выздоровеет. Ведь так оно и будет, другого выхода нет, я не обдумываю его, не принимаю к сведению.
А мужик снимает фуражку, бросает тоскливый взгляд на темные окна и пожимает мою руку, как один развратник другому.
- Пан простит мне, что я так скажу, только ваша мать… ах, что за женщина! Какая женщина!
В "Фернандо" заскакиваю, уже опаздывая, и сразу же пробую на себя не злиться. Клара права, без меня они справятся, хотя ведь и не обязательно.
Ася, девочка хорошая, постоянно учится, иногда заходит к клиенту с правой стороны и фыркает, когда разозлится, издавая из себя звуки меленького, практически неслышимого кашля. На кухню заходит, перебирая ножками, словно ее били по пяткам. А люди, к сожалению, это ведь видят.
И по кругу что-то кончается, не хватает сахара в сахарницах и салфеток на столах, в углах на ножках стульев иногда пугает тонкий слой пыли. И кто-то обязан что-то донести, протереть, пополнить – и частенько это я, потому что больше некому, все мы загнаны, а мысль, что Куба, замечательный парень, мог бы перехватить мое мясо, заставляет меня трястись.
"Форд", как и обычно, я оставляю на подземном паркинге на Грюнвальдской площади, бегу с курткой в руке, рубашка клеится к спине.
ebooksa