Тяжелые сны

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да? – спросила Клавдия холодным голосом.

Холод ее голоса еще более разжигал его страсть. Он повторял растерянно:

– Всякие жертвы, всякие!

И не находил других слов. Клавдия говорила так же холодно:

– Если это так, то я, право, и не стою такой любви. Для моего счастия вы могли бы принести только одну жертву, которую я приняла бы с благодарностью.

Совсем насмешливо.

– О, вам стоит только сказать слово! – в радостном возбуждении воскликнул Андозерский.

Клавдия отвернулась, устремила в сад блуждающие взоры и тихо говорила:

– Да, очень благодарна. Если б вы могли, если б вы могли принести эту жертву!

– Скажите, скажите, я все сделаю, – говорил Андозерский.

Осыпал поцелуями ее руку, и ее рука трепетала в его руке и была бледна, как у мраморной статуи.

Клавдия колебалась. Жестокая улыбка блуждала на ее губах. Глаза ее мрачно всматривались во что-то далекое. Заговорила, – и голос ее звучал то жестокими, то робкими интонациями:

– Вот, вы возьмите меня только для того, чтобы отдать другому. Вот жертва! Ведь вы говорили про всякую жертву. Вот это – тоже жертва! Что ж, если можете… а нет, как хотите. Что ж вы молчите?

– Но это так странно! – смущенно сказал Андозерский. – Я, право, не понимаю.

– Это просто. Мы повенчаемся. Потом я уеду. Мне это нужно: я буду самостоятельна и буду жить с тем, кого я… да, за него я не могу выйти замуж. Одним словом, мне это нужно. А вам, вы говорите, это доставит величайшее счастие.

Лицо Клавдии совсем побледнело. Голос сделался сухим, злым. Смотрела на Андозерского жестокими глазами и улыбалась недоброю улыбкою, и от этой улыбки Андозерский горел и трепетал.

«Это – черт знает что такое!» – думал он.

Провел по влажному лбу рукою. Его пухлые руки дрожали.

– Что ж, согласны? За такую любезность с вашей стороны и я поделюсь с вами маленькой долей счастия и большой долей богатства.

Глаза Клавдии широко раскрылись, засветились диким торжеством. Засмеялась, откинулась назад гибким и стройным станом, поламывала над головою вздрагивающие руки. Широкие рукава платья сползли и обнажили руки. Бледное, злобно ликующее лицо смотрело из живой рамки, из-за тонких, вдруг порозовевших рук, – две трепетные, розовые, гибкие змеи сплелись и смеялись зыбко над зелеными зарницами озорных глаз.