– Ах, что вы говорите! воскликнул Андозерский. – Вы обольстительны! И уступить вас другому – какая нелепость! Зачем? О, как я вас люблю! Но я для себя вас люблю, для себя.
Клавдия повернулась к дверям беседки. Андозерский бросился к ней и умоляющим движением протянул руки. Ее лицо приняло неподвижно-холодное выражение. Сухо сказала:
– Не к чему было и говорить о жертвах. И пошла мимо Андозерского к выходу. Остановилась у двери, повернулась к Андозерскому, сказала:
– Вы меня извините, пожалуйста, но вы сами видите, – это между нами невозможно и никогда не будет возможно.
Вышла из беседки. Андозерский остался один.
Клавдия остановилась в нескольких шагах, рассеянно срывала и мяла в бледных пальцах листки сирени.
«Проклятая девчонка! – думал Андозерский. – Обольстительная, дикая – не к лучшему ли? Однако, черт возьми, положение! Надо убираться подобру-поздорову!»
Вышел из беседки, подошел к Клавдии.
– Какой неприятный запах! – сказала она. – Мне кажется душным этот запах, когда сирени отцветают.
– В вашем саду много сирени, – сказал он. – У них такой роскошный запах.
– Я больше люблю ландыши.
– Ландыши пахнут наивно. Сирень обаятельна, как вы.
– С кем же вы сравниваете ландыш?
– Я бы взял для примера Анну Алексеевну.
– Нет, нет, я не согласна. Какой же тогда аромат вы припишете Анюте Ермолиной?
– Это… это… я затрудняюсь даже. Да, впрочем, что ж я! Конечно, фиалка, анютины глазки!
Клавдия засмеялась.
Когда Андозерский прощался, Клавдия тихо сказала ему, холодно улыбаясь:
– Простите.
– О, Клавдия Александровна!
ebooksa