– Ах, мама, какие ты говоришь… Этого и в правилах нет.
– Они в правила смотреть не станут, а посмотрят тебе под рубашку, да и начнут блох выколачивать. Вот ты и будешь знать, как звать кузькину мать. Знаешь, с сильным не борись, с богатым не судись.
На другое утро к Шестову явились Гомзин и Оглоблин. Торжественный вид и помятые лица: пьянствовали всю ночь. Хриплыми с перепою голосами осведомились, дома ли Шестов. Шестов услышал их, вышел в переднюю. Обменялись торопливыми рукопожатиями. Гомзин, сердито сверкая зубами, сказал:
– Мы к вам по делу.
Оглоблин молча покачивался жирным телом на коротеньких ногах. Шестов пригласил их в кабинет. Гомзин и Оглоблин уселись, помолчали, потом взглянули один на другого, оба разом сказали:
– Мы…
И остановились и опять переглянулись. Шестов сидел против них с опущенными глазами, то раскрывая, то закрывая перочинный нож о четырех лезвиях, в белой костяной оправе.
Наконец Гомзин сказал:
– Мы пришли от Алексея Иваныча.
– Послушайте-ка, – вдруг заговорил Оглоблин, – дайте-ка нам по рюмочке пользительной дури.
Гомзин строго взглянул на него. Шестов встал.
– И если б можно, – продолжал умильным голосом Оглоблин, – чего-нибудь кисленького: соленого огурчика, бруснички.
– Да, именно, бруснички, – оживился вдруг Гомзин, и белые зубы его весело улыбнулись, – голова что-то побаливает.
– Знаете, начокались, – пояснил Оглоблин.
Шестов постарался придать себе полезный вид и отправиться за водкою. Когда он вышел, Гомзин сказал вполголоса:
– Пить у него не следовало бы: всячески говоря, он – подлец.
Оглоблин лукаво усмехнулся и сказал:
– Да что ж, голубчик, по мне, пожалуй, хоть и не пить. Ну его к черту, в самом деле!
– Ну теперь уже, раз что просили, надо по рюмке…
Шестов вернулся, сел на свое место. Сказал:
ebooksa