— Пришел к тебе.
Камиля вспыхнула. Наверно, вспомнила все, и прежде всего обиду, нанесенную там, на берегу.
— Мне некуда идти, — прибавил он.
Ему не хотелось жаловаться, но как-то само собой получилось. Камиля нерешительно спросила:
— Опомнись! Что ты говоришь?
— Ты одна у меня на белом свете…
А она твердит свое:
— Не будет у нас счастья…
В течение долгих месяцев Буран пытался заглушить боль. Думая о Камиле, он говорил себе: «Она ошиблась, мучается. Нельзя так жестоко наказывать ее и себя! Мы сможем сделать свою жизнь счастливой. Я должен простить ее».
— Ты даже не просишь меня пройти от порога? — упрекнул он.
— Что ж, проходи.
Он снял грязный пиджак и сапоги, вынес их в сени, как делал дома.
Самовар расшумелся. Камиля нарезала хлеб тонкими ломтиками, поставила на стол сахар и масло.
— Садись, пей чай.
— А ты куда?
— Сын у соседки. Схожу за ним.
Буран с любопытством следил за тем, как она укладывала сына в люльку, подвешенную к большому крюку на потолке. Камиля занималась своим делом так, будто никого не было в избе. Потом сели пить чай. Буран с горечью подумал: Камиля права — не сможет он примириться с ребенком Хамита. Захотелось подняться и уйти.
Поднес к губам блюдце с горячим чаем. Их глаза встретились на секунду. И тут он понял: без этих серых глаз ему не жить. Чтобы вернуть любовь, он бросал вызов прошлому, нарушал обычаи аула. Это не легкий путь, но если любишь, пройди через эту боль. Так решай же!
Что удержало его — самолюбие, ревность или упрямство?
Нет, любовь не отпустила его!