— Вы могли бы объяснить по-человечески. Мы ведь тоже не посторонние.
Белов поднялся во весь свой рост.
— Единственное, что вы умеете делать, — это волноваться. К сожалению, этого еще недостаточно для победы.
— Я всего ждала от вас, только не этого! — ответила Милованова, едва сдерживая слезы. — Даже в такой час.
Они стояли друг против друга, готовые наговорить друг другу самых резких обидных слов. Камиля смотрела на них с удивлением. Что с ними? Если люди, которых она так уважала, перестали владеть собой, значит наступил конец! Видно, зря она утешала себя надеждами на керны с четвертой.
— А вы думаете, я должен был объявить вам благодарность? — язвительно спросил Белов. — Скажите, кто отвечает за контроль над кернами? Начальник лаборатории или кто-нибудь другой?
— Я, — дрогнувшим голосом прошептала Людмила Михайловна. — Но это не дает вам права кричать на меня.
— Так слушайте же: нам срочно нужны анализы. Я вас оставил в лаборатории, а вы сбежали…
— Вы ищете в людях только плохое. Я не могла усидеть тут в полном неведении. Пошла было на собрание… Кроме того, мне не нравится ваша грубость! Мы недосыпали, недоедали — и вдруг ни за что ни про что услышали такое, чего никогда не забудешь… Чего никогда не простишь.
Голос сорвался, Людмила Михайловна отвернулась, чтобы скрыть слезы.
Артем Алексеевич замолчал. Камиля низко нагнулась над журналом, а Людмила Михайловна искала в кармане халата носовой платок. Защемило сердце. Ведь он совсем не то хотел сказать; порадовать, что рабочие поддержали их дело.
Милованова резко повернулась к Белову, и он был поражен тем, как изменилось ее лицо. Она побледнела, у губ застыла гордая складка. Будто чужой, незнакомый человек стоял перед ним.
— Я не могу больше так работать, — сказала она тихо.
Услышав такое заявление от Людмилы Михайловны, он вдруг ощутил, что может потерять ее. И в этот момент вырвалось то, о чем он долгие месяцы думал, что берег в своем сердце, как святыню.
— Понимаешь, Люда, я совсем не то хотел сказать… Если бы ты знала, как много ты для меня значишь!..
Кровь бросилась ей в лицо. Почему-то захотелось сесть. Но она переборола себя и насмешливо спросила:
— Вы всегда начинаете объяснение в любви со скандала?
— Нет. То есть это в первый раз, — растерялся Белов.
Она невольно улыбнулась.
— Я спрашиваю тебя, Люда: любишь ли ты меня? Скажи мне прямо. Впрочем, можешь не говорить, по глазам вижу, что любишь…