— Нефть, говорят, от ревматизма помогает…
Алтынбаев не скрывал своей радости. Теперь с полным основанием можно считать, что Башкирия из аграрной республики превращается в индустриальную. В Карасяе — нефть, в Баймаке — медь, в Зауралье — золото, а Куюргазах — бурый уголь; и еще не разведаны хребты Южного Урала, вся равнинная часть республики, Уфимское плато.
Его отвлекли отчаянные крики женщин:
— Хайдар тонет! Хайдар!
Алтынбаев бросился к земляным амбарам, наполненным нефтью. Он увидел, что мужчины уже вытащили парня из нефтяного озерка.
— Как он туда попал? — спросил Алтынбаев.
— Наверно, устал… Целую ночь трудился…
Хайдара окатили водой из шланга.
В это время Алтынбаева окликнул Ясави Хакимов:
— Тагир, посиди со мной. Ты, наверно, тоже устал.
— Еще как!
— А почему же ходишь?
— Я не умею радоваться сидя.
— Ну, садись, садись…
Сотни людей, работавших всю ночь, наконец свободно передохнули: фонтан удалось заглушить. У подошвы Девичьей горы образовалось несколько нефтяных озер.
Усталые люди сидели и полулежали, еще не остывшие, взволнованные борьбой. Алтынбаеву это напомнило военный лагерь после ожесточенной битвы. Для большего сходства не хватало только дыма костров. Хотелось курить, да нельзя, можно поджечь нефть.
Красноармейцы, вместе с которыми защищал молодую республику и Тагир Алтынбаев, не рассчитывали так быстро поднять разрушенное хозяйство страны. Думалось, что только их дети, а может быть, даже и внуки, только через десятки лет смогут зажить светлой, обеспеченной жизнью. Самоотверженные борцы, они чувствовали себя пахарями новой жизни, но не надеялись еще тогда сами собрать урожай с засеянных ими полей. И они ошиблись. Тагир Алтынович участвует в сборе урожая…
Наверно, душа Ясави в эту минуту тоже ликовала, иначе он не заговорил бы так взволнованно:
— Прошлой весной мы мечтали: у Девичьей горы целину поднимем да в низине, у излучины реки, сады разобьем. О полях гречихи, о тракторах, лобогрейках, маслозаводе и лесопилке мечтали. Одним словом, обо всем, о чем может мечтать колхозник. Нет, ты не перебивай меня. Ты думаешь, я буду жаловаться? Ты, наверно, вспомнил, как я с тобой спорил о земле? Да, я крестьянин, я люблю землю. Но то, что я увидел за этот год, заставило меня много передумать. И я хочу тебе вот что сказать: не мне, старому чапаевцу, бороться против новой жизни. Умирает аул Карасяй. Я не знаю, будет ли он городом или рабочим поселком, но я твердо знаю: Карасяй не останется прежним.
Мужчина родится в юрте, а сражается в поле