Тайна Богоматери. Истоки и история почитания Приснодевы Марии в первом тысячелетии
Ту же самую аргументацию в значительно более развернутом виде мы встречаем у Златоуста в «Толковании на пророка Исаию»: «Если бы это была не дева, то не было бы и знамения. Знамение должно выходить из общего порядка вещей, превосходить обычный порядок природы, быть дивным и необыкновенным, так, чтобы каждый из видящих и слышащих замечал это. Потому оно и называется знамением, что заключает в себе нечто знаменательное; а знаменательным оно не было бы, если бы не выходило из общего порядка прочих вещей». Здесь же Златоуст указывает на употребление в греческом тексте пророка Исаии определенного артикля при слове «Дева». Это, по его мнению, указывает на то, что речь идет о конкретной Деве: «Потому и в самом начале пророчества он не сказал: „се, Дева“ (παρθένος), но: ἡ παρθένος, прибавлением артикля указывая нам на некую особенную, единственную Деву»[428].
Переходя к теме приснодевства Марии, Златоуст очень энергично опровергает мнение о том, что после рождения Христа Она могла вступить в брак с Иосифом и родить от него других детей. Мф. 1:25 в греческом тексте буквально звучит так: «и не знал Ее, доколе Она не родила Сына (ἕως οὗ ἔτεκεν υἱόν) Своего первенца». В связи с этим Златоуст пишет:
Здесь евангелист употребил слово «доколе» (ἕως οὗ), но ты не подозревай из того, будто Иосиф после познал Ее. Евангелист дает этим только знать, что Дева прежде рождения была совершенно неприкосновенной… А что было после рождения, о том предоставляет судить тебе самому. Что тебе нужно было узнать от него, то он и сказал, то есть, что Дева была неприкосновенной до рождения. А что само собою видно из сказанного, как верное следствие, то предоставляет собственному твоему размышлению, то есть, что такой праведник не захотел познать Деву после того, как Она столь чудно сделалась Матерью и удостоилась и родить неслыханным образом и произвести необыкновенный плод. А если бы он познал Ее и действительно имел женою, то для чего бы Иисусу Христу поручать Ее ученику как незамужнюю, никого у Себя не имеющую, и приказывать ему взять Ее к себе?[429]
Подобная аргументация ранее встречалась нам у Ефрема Сирина в «Толковании на Диатессарон»[430]. Будучи уроженцем Антиохии, Иоанн Златоуст вполне мог быть знаком с толкованиями Ефрема Сирина на Священное Писание.
Подробно и обстоятельно Иоанн Златоуст рассматривает эпизод, в котором Иисусу сообщают, что Матерь и братья Его стоят вне, желая увидеть Его, а Он вместо того, чтобы выйти к ним, спрашивает: «кто Матерь Моя? и кто братья Мои?» И, указав рукой на учеников, говорит: «вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мф. 12:46–49). Свое толкование Златоуст начинает с утверждения, что «без добродетели все бесполезно», «без добродетели нет никакой пользы и Христа носить во чреве и родить этот дивный плод». Иисус так ответил вопрошавшему «не потому, чтобы стыдился Матери Своей, или отвергал родившую Его; если бы Он стыдился, то и не прошел бы сквозь утробу Ее». А потому, что «желал этим показать, что от того нет Ей никакой пользы, если Она не исполнит всего должного». И рассуждает о мотивах Ее действий:
В самом деле, поступок Ее происходил от излишней ревности к Своим правам. Ей хотелось показать народу Свою власть над Сыном, о Котором Она еще не думала высоко; а потому и приступила не вовремя. Итак, смотри, какая неосмотрительность со стороны Ее и братьев! Им надлежало бы войти и слушать вместе с народом, или, если не хотели этого сделать, дожидаться окончания беседы, и потом уже подойти. Но они зовут Его вон, и притом при всех, обнаруживая чрез это излишнюю ревность к правам своим и желание показать, что они с большой властью повелевают Им… Они делали это по одному тщеславию… Итак, если бы Он захотел отречься от Матери Своей, то отрекся бы от Нее тогда, когда поносили Его иудеи. Напротив, Он так заботится о Ней, что и на самом кресте препоручает Ее самому любимому ученику и проявляет о Ней великую заботу. Но теперь Он не делает этого из предусмотрительной любви к Ней и братьям. Так как они думали о Нем как о простом человеке, и тщеславились, то Он исторгает этот недуг, не оскорбляя, впрочем, их, но исправляя[431].
В словах Иисуса толкователь видит «легкий упрек», адресованный Матери и братьям Его, но считает, что упрек был полезен для Матери:
Он не хотел оскорбить их, но избавить их от мучительной страсти, мало-помалу привести их к правильному о Себе понятию и убедить, что Он не только Сын Матери Своей, но и Господь. И ты увидишь, что этот упрек и Ему весьма подобает, и Матери полезен, и вместе с тем весьма кроток. Он не сказал напомнившему о Матери: «пойди, скажи Матери, что она не Мать Моя»; но возражает ему: «кто есть Мать Моя?» Говоря это, Он имел в виду еще нечто другое. Что же именно? То, что ни они, ни кто другой не должны полагаться на родство и оставлять добродетель. В самом деле, если для Матери Его не будет никакой пользы в том, что Она Мать, раз Она не будет добродетельна, то родство тем менее спасет кого-нибудь другого. Есть одно только благородство — исполнение воли Божией, и это благородство лучше и превосходнее того [плотского] родства[432].
Златоуст на этом не останавливается, но идет дальше в своей аргументации, сравнивая поведение Иисуса в данном эпизоде с Его поведением на браке в Кане Галилейской:
Речь шла о Матери, и Он не сказал: «Она не мать Моя, они не братья Мои, потому что не творят воли Моей», не произнес осуждения на них, но, говоря с свойственною Ему кротостью, оставлял на волю их желать другого родства. «Кто будет исполнять волю Отца Моего, тот Мне брат, и сестра, и матерь». Потому, если они хотят быть сродниками Его, пусть идут этим путем… Сказав это, Спаситель вышел из дому. Видишь ли, как Он и упрек сделал, и исполнил их желание? То же самое делает Он и на браке. И там Он сделал упрек Матери Своей, Которая не вовремя просила Его, и однако не отказал Ей, упреком врачуя немощь Ее, исполнением просьбы показывая любовь Свою к Матери. Так точно и здесь, с одной стороны, Он врачевал недуг тщеславия, с другой — воздал должную честь Матери, хотя требование Ее было и неуместно[433].
Рассказ о браке в Кане Галилейской получил подробное толкование в «Беседах на Евангелие от Иоанна». Здесь Златоуст задается тем же вопросом, что и в толковании предшествующего эпизода: какими мотивами была движима Мария, когда обращалась к Иисусу со словами «вина нет у них»? И дает похожий ответ:
Она хотела и гостям угодить и Себя прославить через Сына. Может быть, Она при этом имела в мыслях что-либо человеческое, подобно Его братьям, которые говорили: «яви Себя миру» (Ин. 7:4), желая приобрести и себе славу Его чудесами. Поэтому-то и Христос так сильно отвечал Ей: «что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой» (Ин. 2:4). Но что Он весьма почитал Родительницу Свою, об этом послушай повествования Луки, как Христос был послушен родителям; да и этот самый евангелист[434] показывает, как Он заботился о Матери в самое время крестных страданий. Когда родители нисколько не запрещают дел богоугодных и не препятствуют им, то родителям нужно и должно повиноваться; неповиновение в таком случае весьма опасно. Когда же они чего-либо требуют не вовремя и запрещают какое-нибудь дело духовное, то не безопасно им повиноваться. Потому и в настоящем случае Христос так отвечал, и в другом случае так же: «кто Матерь Моя и братья Мои?» Они в то время еще не имели о Нем надлежащего понятия; а Его Мать, по той причине, что родила Его, хотела приказывать Ему во всем, по обычаю всех матерей, тогда как должна была чтить Его как Господа, и поклоняться Ему. Потому-то Он так и отвечал Ей тогда. В самом деле, подумай, каково это было, когда при всем народе, окружавшем Его, при многочисленном собрании внимательных слушателей, во время преподавания учения, Мать Его вошла в собрание, стала отвлекать Его от проповеди, чтобы наедине поговорить с Ним, притом и не осталась с Ним в доме, а увлекла Его одного вон оттуда к Себе. Вот почему Он и сказал: «кто Матерь Моя и братья Мои?»… Но как Она, вероятно, даже услышав это от Сына, не хотела и после повиноваться Ему, а хотела, как мать, во всяком случае первенствовать, то Он так и отвечал. Да иначе Он и не мог бы возвести Ее от такого уничижительного понятия о Нем к более возвышенному, если бы, то есть, Она всегда ожидала от Него почитания, как от Сына, но не признала Его Господом. Вот по этой-то причине Он здесь и сказал: «что Мне и Тебе, Жено?»[435]
Мы видим, что Златоуст последователен в своей аргументации. В обоих эпизодах он видит указание на то, что Матерь Иисуса не в полной мере сознавала Его божественное достоинство, а потому вела Себя с Ним так, как обычно ведут себя матери со своими детьми. Слова и действия Иисуса в обоих случаях носят педагогический характер и не должны восприниматься как имеющие целью оскорбить или унизить Мать. Наоборот, вновь и вновь повторяет Златоуст, Иисус почитал Ее:
Имел Он попечение и о чести Матери, но гораздо более о Ее душевном спасении и о благе людей, для чего и плотью облекся. Итак, эти слова были сказаны Христом Матери Его не по какой-либо надменности, но с особенною целью — чтобы и Ее Саму поставить в надлежащие к Нему отношения, чтобы и чудеса делались с подобающим достоинством. А что Христос весьма почитал Свою Мать, это, кроме других случаев, достаточно видно и из того самого, что сказано, по-видимому, в обличение Ее. В самом неудовольствии Он показал, что весьма почитал Ее[436].
И вновь повторяет свой тезис, озвученный в «Толковании на святого Матфея-Евангелиста», о том, что «без добродетели душевной и для Самой Марии не было бы пользы в том, что от Нее родился Христос»[437].
Почтение Иисуса к Матери выразилось, по мнению Златоуста, в том, что Иисус, хотя поначалу и сказал Ей: «что Мне и Тебе, Жено», потом все-таки исполнил Ее просьбу:
Для чего же, сказав: «не пришел час Мой», и таким образом отказав, Он, однако, сделал то, о чем говорила Ему Мать?.. Он сделал это также и из почтения к Матери, чтобы не показаться во всем Ей противоречащим или не могущим этого сделать, и чтобы тем не постыдить Свою Мать в присутствии такого множества людей, — а Она привела к Нему и слуг. Подобным образом Он говорил и хананеянке: «нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (Мф. 15:26); однако же после таких слов даровал ей просимое, преклоненный ее неотступностью… Отсюда научаемся, что, хотя бы мы были недостойны, однако неотступными молениями можем сделать себя достойными получить [просимое]. Потому и Мать надеялась и слуг привела с той целью, чтобы просьба была от большого числа людей. Потому Она присовокупила: «что скажет Он вам, то сделайте» (Ин. 2:5). Она знала, что Он отказывал не по немощи, но по смирению и для того, чтобы не подать мысли, будто Он Сам слишком спешит к совершению чуда; потому и слуг привела[438].
Распятие. Мозаика. XII в. Базилика Сан Клементе, Рим
Рассматривая рассказ евангелиста Иоанна о стоянии Девы Марии при кресте Иисуса, Златоуст сравнивает этот рассказ с двумя ранее рассмотренными эпизодами с Ее участием:
В то время, как воины разделяли между собой одежды, Сам Распятый поручает Матерь Свою ученику, научая нас всячески заботиться до последнего издыхания о наших родителях. Таким образом, когда Она не вовремя беспокоила Его, Он говорил: «что Мне и Тебе, Жено?» (Ин. 2:4) и: «кто Матерь Моя?» (Мф. 12:48). А теперь являет величайшую любовь к Ней и поручает Ее попечению ученика, «которого любил» (Ин. 19:26)… Христос, поручая Матерь Свою ученику, говорит: «се, сын Твой». О, какой великой честью Он почтил Своего ученика! Так как Сам уже отходил, то и поручил на попечение ученику. Как Мать, Она, естественно, скорбела и искала покровительства; а потому Он справедливо вручает Ее возлюбленному ученику и говорит ему: «се, Матерь твоя» (Ин. 19:27). Это Он сказал с тем, чтобы соединить их взаимной любовью. Ученик так и понял и потому «взял Ее к себе» (Ин. 19:27)[439].