– Я пока не собираюсь на тот свет, – засмеялась я. – Ничем не болею, не пожилая.
Тетя Мура запричитала:
– Пойдешь на зеленый свет через дорогу, из-за угла пьяный шофер на «КамАЗе» вырулит. Бум! И нет тебя, молодой-здоровой. Полно таких случаев. Когда и кому помирать, Господь решает. И что тогда? Как тебя хоронить красиво? На рубли? А нет их! Покойница не собрала сумму! Гуляла, шиковала, сапоги покупала! В этой новой обуви тебя на кладбище нести? Что люди скажут? От стыда сгореть перед соседями! Ни выпить им, ни закусить на поминках! Стыд да срам! Народ судачить примется! Двигаем в комнату. Там прямо глаз отдыхает теперь.
Первое, на что я обратила внимание, войдя в столовую – это занавески. Вместо светлых римских штор теперь висели гардины цвета больного краснухой помидора, на фоне которого тут и там оказались разбросаны изображения собачек.
– Э… э… э… – выдавила я из себя.
– Так и знала, что при виде роскоши онемеешь, – обрадовалась крестная мать мужа. – Теперь обрати внимание на скатерку. Правда, миленькая?
– М-м-м, – протянула я, рассматривая агрессивно-зеленую, похоже, ситцевую ткань, на которой красовались рисунки с кошками.
– Очаровательно и уютно, – засмеялась Надежда. – Раньше у тебя тряпка лежала, линялая, без рисуночков.
Я старательно улыбнулась. «Линялая тряпка» стоила немалых денег, сделана из настоящей льняной ткани, имеет нежно-бежевый окрас и очень хорошо подходила к римским шторам.
– Стены пустовали, – тараторила гостья, – украсила и их от души.
Я зажмурилась, потом осторожно приоткрыла один глаз… и обозрела кучу картинок – родных сестер тех, которые висели в прихожей. Котята в корзиночке. Девочка в розовом платье держит в объятиях щенка. Мальчик кормит бельчонка. Девушка сидит на пеньке в лесу, вокруг нее вьются птички. И апофеоз: картина Ивана Шишкина и Константина Савицкого «Утро в сосновом лесу», известная в народе под названием «Медведи на лесоповале». Почему я вспомнила Савицкого? А потому, что он тоже участвовал в написании топтыгиных, но коллекционер Павел Третьяков по не известной мне причине замазал подпись этого художника, поэтому о принадлежности Константина Аполлоновича к созданию полотна мало кто знает, автором считают одного Ивана Ивановича.
Что-то в копии картины показалось странным. Я приблизилась к стене. Взрослая медведица щеголяла в розовой длинной юбке. Двое ее сыновей, те, что сидели на поваленном дереве, играли в домино. А третий медвежонок, который стоял на задних ногах правее, держал в левой передней лапе толстую пачку иностранной валюты. Шишкин и Савицкий перевернулись в гробах.
Мне захотелось завопить: «Снимите это немедленно». Но оцените мое умение владеть собой. Я застыла с приклеенной улыбкой на лице.
– Чашечки, чайничек, тарелочки, – радостно твердила Надежда, – посудку прикупила красивую. Сейчас покажу.
Я поняла, что сейчас перед моими глазами возникнет сервиз – родня картины. Нет, не выдержу подобного зрелища. Поэтому, воскликнув «простите, опаздываю на встречу», быстро удрала из квартиры.
До дома Нины Егоровны Антоновой оказалось рукой подать. Я вошла в подъезд, поднялась на последний этаж, позвонила в квартиру. Дверь распахнулась мгновенно.
– Ой! – удивилась пожилая женщина. – Думала, курьер заказ привез. Вы кто?
– Виола Тараканова, – представилась я и протянула хозяйке визитку.
– Заходите, – разрешила Нина. – Что случилось? Зачем я вдруг частным сыщикам понадобилась?
Я решила сразу схватить быка за рога, вошла в прихожую и спросила: