Сердце кошмара

22
18
20
22
24
26
28
30

Карелл рассмеялся:

– Тут уж давайте не будем винить старика в злопамятности. Ты тогда, и правда, натворил делов, это же надо – напиться до такой степени, чтобы перепутать гардину с женщиной.

– Хоть я и старый, – сказал Недлард, подмигивая глазом. – Но даже тебе дам фору. А что касается Архильда – я не удивлен, в том борделе скорее захочешь повеселиться с гардиной, нежели с тамошними…хм…дамами.

– Хватит болтать, – вдруг прикрикнул Рене, указывая рукой на каменистый пляж, к которому опасно приблизилось их судно. – Вместо того, чтобы языками чесать, бездельники, смотрите за парусами. А не то мы в берег врежемся, и не видать нам больше ни борделей, ни рыбалки, ни уж тем более гардин, способных свести Архильда с ума.

“Бездельники” тут же взяли в руки канаты, отброшенные во время разговора. Курс посудины тут же выровнялся. Она поплыла, тихо разрезая водную гладь и издавая шелест трения дерева о воду.

– Я хотел спросить… – обратился Асмер к Недларду после долгого молчания.

– Та спрашивай, дружище, – улыбнулся тот, набивая трубку табаком.

– Расскажи про Арне Кристенсена. Ты сказал, что вы были близки.

– Тебя это удивляет?

– Немного, – ответил Асмер. – Антицерковник и викарий – странный тандем.

– Это правда, – усмехнулся Недлард. – Однако, я узнал Арне задолго до того, как он стал частью Церкви крови.

***

Большие капли дождя падали с неба и разбивались об асфальт и крыши домов, заполняя улицу гулом, грохотом ударяющейся о камень и железо воды. Дул ветер, холодный и ужасающе сильный. Он сгибал деревья, гнул и раскачивал заборы и фонари, смешивая их громыхание с воем потоков воздуха.

Погода не на шутку разыгралась, рассвирепела, обрушив на людей бурю. Загнала их под крыши и стены домов, из которых те боялись высунуть нос. В этой всей безумной суматохе непогоды, человек был лишним, был пришельцем, которого не принимал мир. И мальчуган, который мок под дождем и едва переставлял ноги под порывами ветра, казался, чем-то совсем необычным, нереальным, почти сказочным, как цветущие клумбы посреди морозов. Да и одет он был в одежду, совсем неподходящую к происходящему на улице беспределу – в тонкие хлопчатобумажные штаны и такую же рубашку с высоким воротником. Ткань промокла и облепила тело, мальчик стучал зубами от холода и с завистью смотрел на окна, в которых горел теплый свет.

Где-то впереди, в темноте затянутого тучами неба под порывами ветра гнулись деревья, жутко треща ветками. Мальчику они казались злобными чудовищами, чьи лапы схватят его, как только он вступит на ровный покров травы.

Поэтому он решил не рисковать – завернул в переулок, в котором пахло мусором и крысиным пометом. Падающие с крыш водопады, с глухим стуком ударяющиеся о землю, его совсем не пугали – мальчик итак промок с ног до головы. Вода под топающими ногами брызгами разлеталась в стороны, хлюпала внутри грязных башмаков. Мокрые крысы под мусорными баками пугливо сжимали свои тельца, покрытые слипшейся шерстью.

Он повернул налево. Продолжал бежать по улице, не потому, что торопился, а потому, что промок и замерз. И через несколько минут запыхающийся мальчик стоял возле двери в большое помещение, занимающего почти весь первый этаж закругленного здания. Его окна светились мягким, теплым светом, а прямо над дверью висела совершенно новая табличка. На ней было выгравировано: «Лавка братьев Шуль».

Мальчик позвонил в звонок. Раздалось громкое жужжание, а затем шаркающие шаги. Дверь отворилась.

– Здравствуйте, – бодро произнес мальчик, стуча зубами.

– Мальчик, на улице твориться черт возьми что… Что ты тут делаешь? – строго спросил молодой мужчина в легком халате и тапочках, лицо которого было изуродовано свежим шрамом, проходящим от основания лба до самой макушки. Он увидел, как мальчика трясет от холода и тут же добавил, покачивая головой. – Заходи скорее, а то заболеешь еще.