Мост

— А я что, на матери женюсь? — разгорячился Базар, словно уже шел под венец.

— Я думаю, и мать бы была достойной женой, — стоял на своем Рустам. — Поговорить Халима-апа любит, это верно. Но ведь она женщина одинокая, ей тоже хочется жить, смеяться…

— У нее ветер в голове. А в женщине хороша серьезность.

— Можно подумать, ты ее на чем-то поймал, а, Берды? — Базар был готов ринуться в драку.

— Чего не видел, того не видел, грех на душу не возьму, — просипел Берды и притих.

— Тогда нечего грязь на нее лить, — на этот раз Рустам опередил Базара. — Мы здесь уже больше двух месяцев, и кто только не пытался к ней подладиться — ведь почти одна среди стольких холостых мужчин, — кто только удочку не закидывал. А у кого клюнуло? Этот Шаммы какие только козни не строил! А чего добился?

Спор о Халиме-апа и ее дочке затянулся, но Джума его уже не слышал — он думал о своем.

* * *

Джуме казалось — стоит положить голову на подушку и он сразу уснет, так измотала его двухдневная бессонница. Не тут-то было. Все уже давно спали, а он лежал, глядя в потолок, и думал. Случившееся за последний год разом нахлынуло на него…

Десятилетку он закончил рано. То ли ему очень хотелось учиться, то ли оттого, что школа была рядом с домом, но в первый класс он пошел на год раньше положенного. С месяц его не хотели записывать в школу, но Джума каждый день приходил. Пришлось записать: он оказался самым способным учеником в классе. И школу закончил одним из лучших.

Отец хотел, чтобы он сразу поступал в институт, а мать мечтала, чтоб он отдохнул годик, побыл дома: «Сын наш совсем еще ребенок, не хочешь, чтобы он в колхозе работал, — устрой его в другое место, до будущего года». И уговорили-таки отца. Джуму устроили рабочим в бригаду строителей. Бригадиру родители объяснили: «Джума-джану нет нужды гоняться за рублем, главное, — был бы при деле». И самому Джуме они без конца твердили: «На работе не надрывайся, нам твой заработок не нужен».

На стройке Джума во все глаза следил за рабочими. Подносил раствор и все смотрел, как кладут кирпичи. Однажды решился попробовать сам, пока каменщик отлучился. Когда тот вернулся, Джума со страху спрятался, думал, мастер выбросит его кирпичи. Но тот лишь подстучал кое-где молотком и стал продолжать ряд. Потом Джума не прятался и хватался за кирпичи, как только каменщик садился перекурить.

Точно так же научился и штукатурить. Стоило рабочему отложить инструмент, его тут же подхватывал Джума. Штукатурить было труднее. У настоящих мастеров раствор ложился на стену, а у Джумы ложился по сторонам или шлепался на пол. Мастерок то вяз в растворе, то оставлял полосы. Не скоро, но все-таки стало получаться. И Джума радовался новообретенным умениям.

Отца мало интересовали занятия сына. Он то и дело ворчал на жену: не пустила ребенка учиться сразу после школы. И едва наступило лето, он уехал на пять-шесть дней в Ашхабад, а, вернувшись, объявил:

— Можешь спокойно готовиться — будешь учиться играть на бубне.

— Да ты шутишь, отец, — улыбнулся Джума, но по лицу отца понял, что дело совсем нешуточное.

— Учебой не шутят, сынок! — сказал, довольный собой, отец. — Ты ведь не хуже меня знаешь: в наше время получить институтский диплом — все равно, что мумие со скалы отстрелить.

— Отец прав: сейчас очень трудно поступить, — мать вдруг приняла сторону мужа. — Но Джума-джан… — начала она и осеклась.

— Что же получается, отец, — насупился Джума, — на свете столько профессий, а мне, значит, бить в бубен? Да у нас в роду никто дутара не держал…

— Сынок, не всем же быть народными артистами. Я тебя туда не от хорошей жизни отдаю. Все институты обошел — нигде не нашел поддержки. Радуйся, что хоть туда берут.

Отец настоял на своем, и вскоре у Джумы в кармане лежал студенческий билет. Родители начали ждать возвращения сына с дипломом.