Прижавшись друг к другу, лежали мы на скате большой земляной воронки, подавленные и злые. Все, казалось, было потеряно. Ведь где-то совсем рядом находился противник. Как мы не заметили этих злополучных кустов?
Потом, уже много дней и ночей спустя, когда прошла острота этих переживаний, я понял, почему мы пробежали кусты. Нас подвели нервы. Они были настолько напряжены, что ничего другого, кроме команды внутреннего голоса: «Вперед, только вперед!..» мы не воспринимали. Это было непростительной нашей ошибкой. Но что поделаешь, все трое мы шли в разведку впервые.
Бой справа не утихал ни на минуту. Под его прикрытием Ложкин, Свенчуков и с ними еще двое наших товарищей двигались к немецкому окопу, а мы в случае необходимости ничем не могли им помочь. Первое же наше движение будет тотчас замечено противником, и нас уничтожат.
Без схватки с врагом не обойтись. Еще там, у блиндажа, строя разные предположения о том, как будет взят ракетчик, лейтенант говорил, что схватка будет даже в том случае, если ракетчика они возьмут «глухо», то есть без всякого шума. В небе не станет ракет, и немцы забеспокоятся.
А мы лежали, как слепые котята, уткнувшись носами в землю.
Конечно, можно было постараться исправить ошибку, перебежками начать возвращаться к кустам. Но Карпухин молчал. Молчали и мы с Крякушей.
А между тем Ложкин действовал точно и напористо. Свенчуков потом рассказывал, как это у них получилось. В окопчик к немцу-ракетчику они проникли вдвоем с Ложкиным, как только фриц из него вылез. Парни-«тяжеловесы» притаились за бруствером. Стоило немцу вернуться и прыгнуть в окоп, один из них тут же навалился на него сверху и помог лейтенанту и Свенчукову бесшумно взять «языка». В рот фрицу воткнули кляп.
Вытащить из «норы» впавшего в шок немца не представляло особых трудностей. А когда Свенчуков и парни поволокли его в лощину, Ложкин остался в окопе.
Зачем он это сделал, стало ясно позднее, когда ракетчика удалось перетащить за колючую проволоку, где саперами был проделан ход. Из окопа взмыла ракета. Прочертив ниточкой путь по небу, она вспыхнула где-то далеко справа, где продолжала идти перестрелка. А здесь, где лежали мы, нужна была темнота. И то, что сделал Ложкин, выручило нас. Карпухин это сразу учел.
— Лежать… Лежать! — прохрипел он свирепо. Мы взяли автоматы на изготовку.
Шли минуты тревожного ожидания. Ракеты по-прежнему уходили вправо, появляясь через значительно большие промежутки времени, чем положено, но все же взлетали, окоп действовал, и это окончательно сбило с толку немцев. Выигрыш во времени оказался по крайней мере минут в двадцать, за которые Свенчуков и «тяжеловесы» унесли ракетчика на изрядное расстояние: А когда после ухода Ложкина из окопа немцы наконец опомнились и открыли стрельбу, это было уже не так страшно. Плотными очередями из автоматов накрывали мы пути их возможного появления и, как говорил потом Ложкин, хорошо прикрыли группу захвата. Кратчайшим путем по лощине «язык» был доставлен к нашим позициям, где его уже ждали солдаты из боевого охранения.
Первым моим желанием, когда наконец я пришел в себя после этой, в общем-то успешной, но оказавшейся для меня такой сложной и трудной операции по захвату «языка», было увидеть Омголона. Ложкин дал нам сутки отдыха, и, воспользовавшись этим, я отправился проведать своего черного коня. Мне пришлось пройти километров пять, а то и все семь по пересеченному лощинами полю, прежде чем я нашел «тылы» бригады.
Кони взвода разведки стояли отдельно от хозяйственных коней, но не в земляном укрытии, как почему-то все время думалось мне, а в деревенском сарае среди одиноких домиков опустевшего хуторка. Наверное, до войны здесь находилось отделение зернового совхоза — во дворе перед сараем, в зарослях полыни и лебеды, виднелись поржавевшие части плугов, жаток, а на задах, в запекшейся на солнце грязи, лежал опрокинутый набок старенький трактор.
— Пришел? — встретил меня придирчивым взглядом Угрюмкин. — А я думал, что не придешь. — Коновод сердито пошевелил кустистыми бровями. Сидя на корточках, он прилаживал новый обод к колесу армейской брички. Двое других коноводов на лавке возле сарая чинили хомуты, и, если бы не мелькавшие по улочкам хуторка военные гимнастерки да не окрашенные в болотную зелень санитарные, кухонные и разные другие повозки, скрытые за домами, ничто не напоминало бы здесь о близости фронта. Но это, конечно, только казалось. Угрюмкин поднялся, поправил сбившуюся на лоб пилотку и, не зная, что сказать еще, стал теребить заскорузлыми пальцами свою густую рыжую бороду.
— Как он там? — нарушил я молчание.
— Да так…
— Ну, а все же?
— Иди смотри своего беса, — пробурчал старик.
Услышав в его голосе недовольные нотки, я быстрым шагом направился к сараю и, как только вошел в открытую дверь, услышал радостное ржание.
ebooksa